Семейные узы

Валентина Петровна замерла с недомытой чашкой в руках. Тонкий фарфор выскользнул из дрожащих пальцев, рассыпаясь осколками по кухонному линолеуму. Эта чашка — последняя из сервиза, подаренного мужем на серебряную свадьбу. Теперь вот и она вдребезги. Как их жизнь. — Что ты такое говоришь, Леночка? — голос предательски дрогнул. — То, что слышала! — дочь нервно теребила модный шёлковый шарфик. — Хватит прикидываться глухой! Я нашла отличного покупателя. Деньги уже получила. Тебе давно пора к тёте Зине в деревню...

— Бабулечка, одумайся! Зачем ты переписала дом на Кирилла? — Марина в отчаянии смотрела на любимую бабушку, не узнавая в этой колючей, раздраженной женщине родного человека, который когда-то заменил ей мать. — Во-первых, милочка, это мой дом. Как хочу, так и распоряжаюсь. А во-вторых, Кирилл такой же внук, как и ты. И он, между прочим, давно предупреждал, что ты начнешь истерику! — бабушка поджала губы и отвернулась к окну, всем своим видом показывая, что разговор окончен. — Я не истерю, — Марина устало опустилась на старенькую табуретку, — я боюсь за тебя...

Тяжёлый кулак впечатался в стену рядом с её головой. Марина вздрогнула, но не отступила. За десять лет брака она научилась не показывать страх перед Сергеем. — Убери руку, — тихо, но твёрдо произнесла она. — И прекрати истерику. Соседи вызовут полицию. — Плевать! — рявкнул Сергей, обдав её запахом перегара. — Думаешь, самая умная? Провернула всё за моей спиной? В его покрасневших глазах плескалась такая ярость, что Марина невольно сделала шаг назад. Кто бы мог подумать, что холёный...

Серое октябрьское небо давило свинцовой тяжестью. Ирина стояла у окна, рассматривая голые ветки яблонь в саду. Старые деревья, посаженные еще отцом, тянули узловатые руки к низким тучам. Двадцать пять лет назад папа собственноручно выкопал ямы для саженцев, а она, десятилетняя девчонка, помогала носить воду для полива. — Доченька, ну зачем тебе эта развалюха? — В который раз начала мать. — Продай дачу, отдай деньги брату. Ему же семью кормить надо! Ирина поморщилась. Этот разговор повторялся уже в сотый раз...

Я смотрела на её идеально уложенные волосы, безупречный макияж и думала, как за двадцать лет совместной жизни в родительской квартире не заметила этих хищных ноток в голосе. Или они появились недавно? — Лен, давай ещё раз, — я старалась говорить спокойно. — Квартира досталась нам в равных долях. Почему я должна соглашаться на однокомнатную? — Потому что у меня двое детей! — взорвалась сестра. — А ты одна! Вечно одна! И замуж не собираешься! Кофе в чашке дрогнул от её крика. Я механически отметила: надо протереть столешницу, кофейные брызги на светлом пластике...

Сейчас, сидя в полицейском участке, я размышляла, как докатилась до того, что пишу заявление на собственную племянницу. А ведь всего полгода назад я искренне сочувствовала молодой семье, оставшейся без жилья. — Тётя Вера, выручай! — всхлипывала в телефон Алёнка. — Мы с Пашей без крыши над головой. Хозяйка квартиры внезапно решила продавать, даже договор не закончился. Нам деваться некуда! Сердце защемило. Как не помочь единственной племяннице? Дочь моей покойной сестры, считай родная кровь...