Рассказы про семью

— Убирайся вон из моей квартиры! Немедленно! — голос Кати сорвался на крик, и она даже не узнала его. Звучало так, будто внутри нее что-то лопнуло, и наружу хлынуло все то, что копилось месяцами. Она стояла посреди кухни в старом свитере, босая, с растрепанными волосами, и смотрела на мужа так, будто видела его впервые. Андрей молчал, уткнувшись взглядом в пол, а за его спиной маячила фигура свекрови — Римма Павловна, как всегда, при полном параде: темно-синее пальто, туфли на низком каблуке, губы сжаты в тонкую линию...

— Лучше отдай мне дедушкин дом! Я ещё молодой, а от тебя старостью уже несёт! Вера застыла с половником над кастрюлей. Борщ булькал, выплёскивая красные капли на плиту. Сын стоял в дверях кухни — высокий, сытый, в дорогой рубашке. Тридцать восемь лет, а смотрит так, будто она должна ему по гроб жизни. — Что ты сказал? — она не узнала собственный голос. Кирилл пожал плечами, достал телефон. — Ты меня слышала. Дом простаивает, а мне с Викторией негде нормально жить. Съёмная квартира — это вообще не вариант...

Хрустальная ваза с засохшими розами полетела в стену раньше, чем Кира Васильевна успела договорить. — Да как же вы меня достали! — Голос Светланы взлетел до предела, сорвался на визг. — То бабушке пеленку постели, то искупай, то накорми! Сиделку нанимайте! Осколки посыпались на паркет — мелкие, прозрачные, как слезы. Кира Васильевна стояла у дверного проема, держась за косяк. Пальцы онемели. В горле пересохло так, что невозможно было сглотнуть. — Света, ты что творишь? — Это был Олег, ее сын. Он поднялся с дивана, но двигался медленно, словно боялся спугнуть что-то хрупкое в воздухе...

— Твоя мать испортила нам брачную ночь! Совсем совесть потеряла, нахалка! — прошипела жена прямо в прихожей, не дожидаясь, пока я успею закрыть дверь. Ключи выпали из моих пальцев. Звон металла по паркету — как выстрел в тёмной квартире. Я оторопело посмотрел на Милану: растрёпанные волосы, смазанная косметика, белое платье измято так, будто она пролезала через колючую проволоку. — Что случилось? — только и выдавил я, хотя в груди уже всё сжалось в тугой ком. — Что случилось?! — Милана рывком сбросила туфли, одна улетела к зеркалу...

— Собирай свои тряпки и проваливай! — Лена швырнула в меня кожаную сумку, которую я сама подарила ей на прошлый день рождения. Сумка ударилась о край журнального столика и упала к моим ногам, словно умоляя о пощаде. Я стояла посреди гостиной — своей гостиной, между прочим — и смотрела на дочь, будто впервые её видела. Может, так оно и было. Незнакомая женщина с моими глазами, но с чужим, перекошенным от злости лицом. Помада размазана, блузка выбилась из юбки. А ведь всегда такая аккуратная была. — Ты что, с ума сошла? — Голос мой прозвучал тише, чем я хотела...

В гостиной пахло дешевым освежителем воздуха и чем-то еще — то ли затхлостью, то ли злостью, накопившейся за годы. Света стояла у окна, глядя на серый двор, где ветер гонял пустые пакеты между машинами, и слушала голос свекрови за спиной. — Вот как хочешь, но кредит запишем на тебя и без разговоров будешь платить! — Валентина Петровна сидела на диване, скрестив руки на груди, и от ее голоса хотелось провалиться сквозь землю. — Мой сынуля не в состоянии! У него и так долгов по горло. А ты что? Молодая, работаешь...