Время жить и время умирать

Два дня шел дождь. Большую часть дня Георгий Михалыч лежал на койке, отдыхал и набирался сил. Пару раз он выходил на улицу, садился на грязненький стульчик под козырьком служебного входа и курил свою старенькую трубку. Медсестры ругались и пытались его гонять, но попав под его природное обаяние, ослабили хватку. Утром протирали для него стульчик и даже предупреждали, когда главврач шел с обходом. На второй день его навестил участковый Савинов, принес пакет апельсинов и рассказал, что они нашли в лесу Юрку, повесившегося на собственных шнурках...

Его тихонечко трясли за плечо. - Георгий Михалыч, Георгий Михалыч. К вам пришли. – шептал нежный девичий голос. Он открыл глаза и увидел перед собой миловидное личико медицинской сестры. Прядь черных волос выбилась из-под белой шапочки и шторкой прикрывала большие серые глаза. Она сдувала ее, пытаясь убрать с глаз, и продолжала осторожно трясти пасечника за плечо. - Где я? – спросил Михалыч. - Вы в районной больнице. Вас прооперировали. Операция прошла успешно. Как вы себя чувствуете? - Пока не понял...

Пространство вокруг него кружилось непроницаемой густой тьмой. Он чувствовал себя пятилетним и несмышленым, а взрослые мальчишки крутили его на лучевой карусели во дворе и не давали слезть. Глаза готовы были выпрыгнуть из орбит, а содержимое желудка просилось наружу. Он крепко зажмурился. Но продолжалось это не долго. В какое-то мгновение Георгий Михалыч увидел себя сидящим за грубо сколоченным деревянным столом в просторной темной комнате. Стен он не видел. Источником света служила висящая на проводе лампа накаливания...

Глаза Георгия Михалыча никак не хотели открываться. Он понимал, что лежит на мокром от росы клевере. Он вдыхал его запах. Он слышал шелест листвы, качаемой легким и теплым ветерком. Голова была тяжелой. Тело отказывалось слушаться. Но он знал, что жив. Сделав несколько попыток, он с усилием разлепил глаза и увидел обшарпанный пыльный носок черного кирзового сапога. Еще через мгновение рядом с правым сапогом появился и левый, такой же пыльный, как и его брат-близнец. - Ты, кто ж будешь, мил человек? – услышал он скрипучий голос хозяина сапог...

Стоял май, а вдоль забора небольшого старого дома густо цвели заросли ирги и терновника. Белый цвет, словно хлопья снега, укутывал ветви и источал нежный сладкий аромат. Дверь маленькой веранды тихонько и мелодично скрипнула, и на крыльцо вышел мужичок. Хоть и был он небольшого росточку, а ступенька крыльца под его юфтевым сапогом жалобно скрипнула. Чувствовалась в этом мужичке какая-то лютая, невидимая глазом упругая сила. А может и ступенька уже была старая. Оправив за козырек восьмиклинку, он прищурил карий глаз, глядя на небо...