Огонёк и Ворон

Тьма наклонилась, разглядывая поверженную мать. Придерживая чёрный подол длинными пальцами, склонилась над всё ещё яркой женщиной. Голубое и золото. Вцепившиеся в грязную землю, изогнутые, выгнутые руки и пальцы, казавшиеся больше живыми, чем вся прямая фигура Тьмы. Мать была красива. И Тьме было жаль её жизни и красоты. - Приняла бы меня, жила бы сейчас... Тьма выпрямилась, обвела светающий мир вокруг, вздохнула. Божественная сила рвалась наружу. Требовала свершений. Зудела под кожей. Тьма раскинула руки, подняла голову кверху...

Мир бесновался. Мир дрожал под уздечкой старых обещаний и договоров. Договоры менялись на глазах, просто становились другими слова, образы, предмет договора. Менялось равновесие добра и зла, необходимости и излишества. Кто-то вдруг обретал мощь. Кто-то вдруг лишался её. Кто-то лишался всего. Даже возможности видеть, дышать, знать мир вокруг. В константы мира вдруг втиснулась энергия большая, чем он мог вместить. И система дрогнула, сместилась, закружилась в поисках нового равновесия, убивая живых, не живых и не мёртвых...

* * * Когда она взялась за его тёплую и мягкую ладошку, крепкую, но такую детскую, скрипач шагнул, и Агни шагнула вместе с ним. Мир закружился, закружилась голова, Агни повело в сторону, скрипач вздёрнул её кверху и усадил. Прямо на пол. Пол тут оказался деревянный, тёплый, пахучий. Свежими досками, только-только оструганными, пахло тут. Агни провела ладонью — гладкий, странный пол. Цельный. Не разделён ни доски, ни на шашечки. Деревянные разводы по светлому цельному телу. А сверху — только звёздное небо...

Тьма смотрит молча, делает первый шаг по кругу: - Значит, ты умрёшь, мать. Тьма обходит Мил по кругу, тоже пока прямая, хранящая достоинство. Хотя бы внешнее, но Мил убеждена, что у пожирателя душ не может быть достоинства. - Зачем ты пришла к нам? Чего ты хочешь? - О, - смеётся Тьма, - Я хочу совсем немного. Мне нужен мир, устроенный по-моему. Мне нужна власть старшей. - Старшей не стать через зло. Тьма улыбается: - Ты многое знаешь, да, мать? Молодая мать молодых вампирчиков... Мил молчит. - Отдай мне хранителя, мать, и я не трону твоих детей больше...

Мил кидается растаскивать туши. Рвёт голыми руками неподъёмные, мёртвые, меховые тела. Она рычит, её лицо меняется, её пальцы снова удлиняются, впиваются в ненавистную псинную плоть с остервенением. Мил рычит. Остальные, оставшиеся в живых и бродящие по двору боя, вурдалаки спешат ей на помощь, но успевают тогда, когда она сама уже справилась. Расшвыряла по сторонам громадные, больше её самой, почти медвежьи туши. Мил падает на колени, в кровь и снег, в грязь голубым шёлком, гладит всё ещё выпачканными в крови руками сухое морщинистое лицо, седые и беззащитно-мягкие волосы...

От воспоминания о подлости старших богов, Вран взвыл в голос и провалился глубже, почти к сердцу Йевина. И там он встретил её. Тьма, собирая свои ошмётки, смотрела на него и читала его, как книгу, как строчки букв на экране. Тьма всё поняла. Она резко вдохнула, притягивая к себе своего послушного мальчика, осторожно взяла его крючком-пальцем за ворот. Оба молчали. Слова — трата времени и сил, когда оба читают мысли друг друга. Вран ударил первым. Набрал полные пригоршни энергии, синего света и впечатал их в туловище Тьмы...