Сынок

Одной из серьёзных последствий глубокой недоношенности является повреждение слаборазвитых бронхов и лёгких кислородом высокой концентрации при проведении искусственной вентиляции лёгких, простыми словами, остаётся что-то вроде ожога. Отсюда и возникала потребность в постоянных ингаляциях, которые были направлены в большей степени на профилактику того, что могло прилететь в организм ребенка через дыхательную систему, с учетом увеличившихся контактов и нашего нахождения на посту, ввиду отсутствия отдельной палаты для нас двоих...

На посту отделения патологии медсестра, заполнив журнал о вновь поступившем пациенте, отнесла моего сына в бокс, который был расположен сразу за постом, и положила его на пластмассовый столик, с бортиками по бокам.  Столик был открытого типа, и как оказалось заменял кувез закрытого типа, в котором ребенок провел почти 4 месяца. Этот столик был явно велик для него, как будто по центру большого стола положили маленькую горошину. Теперь, когда его достали из закрытого кувеза, и нет никакой защиты от...

С утра, как обычно, я направлялась в палату к сыну. В холле на диванчике сидел наш доктор, и кропотливо, склонившишь на столом, заполнял документы. - Доброе утро, поздоровалась я, и проследовала дальше, в намерении войти в палату. - Доброе утро, пожалуйста, подойдите ко мне, есть разговор. От его предложения сразу стало не по себе, ладошки вспотели, пульс резко подскочил, сердце бешенно заколотилось в груди. Захотелось срочно убежать, не оглядываясь. Я присела на диванчик, рядом с доктором, делая вид, что всё в порядке, пытаясь сохранять самообладание, и никак не выдать уже начавшуюся панику...

По утрам, приезжая в реанимацию, я торопливо шла к доктору и дотошно расспрашивала его об изменениях в состоянии ребёнка за прошедшие сутки. И хоть на приём для консультаций родителей было отведено послеобеденное время, врач, видя моё удручающее, поникшее состояние, не отказывался и не избегал меня, вкратце излагая текущий ход событий. Особых улучшений не наблюдалось, но главное, что и ухудшений тоже не было. Утром меня пригласили на пост к старшей медсестре, которая не поворачивая ко мне лица, объявила, что моего молока стало слишком много, и больше его принимать не будут...

Очевидным всё стало еще до того, как я вошла в палату. Рядом с кувезом снова был установлен аппарат ИВЛ, который пищал и говорил о том, что ребёнок не дышит сам. Ненавистный ИВЛ, подумала я, опять всё по новой. Под кувезом, и рядом с ним на полу, валялись бинтики, ватки, пластиковые кусочки трубочек, шприцы и пустые ампулы от лекарств. Складывалось впечатление, что здесь только что, буквально за несколько минут до моего прихода, велась настоящая борьба за жизнь, как в сценах из сериала "Скорая помощь"...

Завершились праздничные дни и начались рабочие будни. Никогда я раньше так отчаянно не ждала окончания новогодних каникул. Вернулись лечащие врачи в свой обычный режим, который сопровождался в том числе и бесконечными консультациями потока родителей. Врачам детских реанимаций определённо нужно доплачивать за ведение родителей, которым постоянно требуется время и внимание, которым нужна и оказывается колоссальная психологическая поддержка, для которых врач становится богом, на всё время нахождения ребёнка в реанимации...