Я шёл, куда вели меня слова…
А город плыл в предновогоднем шуме.
Внезапно память, как плацкартный шулер,
Достала давний год из рукава. Стоял «застой» и новогодний стол
Заставлен был ассортиментом вечным.
Двадцатый век казался бесконечным.
Безумствовал в колонках рок-н-ролл. Я этот вечер помню, как сейчас…
Гора пальто топорщилась в передней.
Мы танцевали, как в последний раз.
(Похоже, этот раз и стал последним). Тарелок звон не портил наш уют.
Мы верили — они на счастье бьются…
Я помню… Эти лица не сотрутся...
С продырявленных небес Дождик в щёлочку пролез. Сеет, сеет – не успеет Отогреть промёрзший лес. Дождик – редкость в ноябре: Злая осень на дворе Укусить морозцем хочет, Долгих дней себе не прочит. Помню, с самого утра Загоралась детвора Ожиданьем праздника – Мокрого проказника. В многоцветье улицы, В многолюдье песенном С пылом мокрой курицы Мы топтались весело. И в трибунном мареве Грохотало скопище, Полоскались заревом Красные полотнища...
Я теряю друзей. С каждым годом – всё больше теряю. Только память кричит О сохранности дружеских уз. Я скучаю без них, Временами – совсем пропадаю: Нет здоровья нести Этот тяжкий и горестный груз. Лик воскресший, замри! Покажись в мутном зеркале быта, Чтоб согрелась душа И любовью светились глаза. Это счастье, друзья, В том, что память о вас не изжита...
Моих предков светлейшие лики: Плоть от плоти поморской земли. Вашей кровью и потом политы Те поля, что теперь заросли. Вы трудились, себя не щадили В море, в поле, где жить довелось. И земля придавала вам силы, Чтобы честно и сытно жилось. Эти земли достались в наследство В неразумность отброшенным дням, Где сыны ваши, впавшие в детство, Уподобились сохнущим пням. Заросли наши земли бурьяном, Всюду высится поросль ольхи, И в повальном безумии пьяном, Нет желающих встать у сохи...
Начальная школа или «Побег из Шоушенка». Чудовищное впечатленье детства: Учительница первая моя - Сухарное нелюбящее сердце В груди её шипело, как змея. Она меня сверлила порицаньем За каждый всхлип фантазии младой, Не замечая детского старанья Жить в мире с миром, не вступая в бой. И класс, покорный воле командира, С восторгом радость детства подавлял: Безбожной властью злобного придиры Моё существованье отравлял. Сочувствую тебе, ребёнок милый! Чтоб вырасти и стать самим собой, Пришлось спасаться из тюрьмы постылой, Отринув злобу, не вступая в бой.