Песнь каменных птиц

Рассвет разливался по небу мягкими волнами света — от перламутрового у горизонта до глубокого лазурита в зените. Лира стояла на утёсе, где когда‑то впервые ощутила, как страх превращается в полёт. Теперь это место стало для неё точкой равновесия: здесь прошлое встречалось с будущим, а сомнения растворялись в доверии. Она закрыла глаза, вслушиваясь в мир. Где‑то вдали пели птицы — их голоса сплетались в мелодию, которую нельзя было записать нотами, но можно было почувствовать кожей. Внизу, в долине, звенел детский смех: новые ученики осваивали язык танца...

Рассвет окрасил небо в цвета переливчатого перламутра — от бледно‑розового у горизонта до глубокого индиго в зените. Лира стояла на утёсе, где когда‑то впервые ощутила, как страх превращается в полёт. Теперь это место стало для неё точкой равновесия: здесь прошлое встречалось с будущим, а сомнения растворялись в доверии. Она закрыла глаза, вслушиваясь в мир. Где‑то вдали пели птицы — их голоса сплетались в мелодию, которую нельзя было записать нотами, но можно было почувствовать кожей. Внизу, в долине, звенел детский смех: новые ученики осваивали язык танца...

Рассвет растекался по небу, словно акварель: нежные оттенки розового переходили в золото, а затем — в лазурь. Лира стояла на утёсе, где когда‑то впервые ощутила, как страх превращается в полёт. Теперь это место стало для неё точкой равновесия — там, где прошлое встречается с будущим, а сомнения растворяются в доверии. Она закрыла глаза, вслушиваясь в мир. Где‑то вдали пели птицы — их голоса сплетались в мелодию, которую нельзя было записать нотами, но можно было почувствовать кожей. Внизу, в долине, звенел детский смех: новые ученики осваивали язык танца...

Рассвет разливался по небу мягкими мазками розового и золотого. Лира стояла на краю утёса, где когда‑то впервые ощутила вкус падения — и вкус полёта. Теперь это место стало для неё точкой равновесия: здесь прошлое встречалось с будущим, а страх превращался в доверие. Она закрыла глаза, вслушиваясь в мир. Где‑то вдали пели птицы, их голоса сплетались в мелодию, которую нельзя было записать нотами, но можно было почувствовать кожей. Внизу, в долине, звенел детский смех — новые ученики осваивали язык танца...

Время на Аэл‑Тарне текло иначе — не как река, несущаяся к морю, а как прилив, неспешно омывающий берега. Лира давно перестала считать дни. Она знала: её путь измеряется не годами, а мгновениями, когда чьи‑то глаза загораются пониманием, когда чья‑то душа находит свою мелодию. В этот рассвет она стояла у древнего дуба, чьи ветви напоминали раскинутые крылья. Листья шептались, перебирая ноты забытой песни. Лира коснулась коры — и дерево отозвалось тёплым пульсирующим светом. «Ты помнишь», — подумала она...

Годы текли, словно песчинки сквозь пальцы времени. Аэл‑Тарн больше не был уединённым островом — он превратился в сердце мира, откуда расходились волны света и музыки. Лира стояла на вершине холма, наблюдая, как первые лучи рассвета касаются перьевых деревьев. Их листья переливались всеми оттенками золота и серебра, а в кронах пели птицы — не светящиеся, как прежде, а обычные. Но их голоса сливались в мелодию, которую Лира узнавала с первого звука. «Песнь живёт», — подумала она. И в этот раз слова прозвучали не мысленно, а вслух — тихо, но отчётливо...