Восторг - родиться в Ленинграде

Петербург – перегной поэтов, Благородная сырость и мрак, Поклоненье скупому свету И тоска бродячих собак. На судьбину обиды плесень, Дух угарный подвальных дум - Вот мотивы питерских песен, Их порочного сердца шум. Если время не слишком сурово, Возникает снова и снова Элегантный бесстыжий стих, Красота гранитного слова, Словно гордого града стиль. Сам - поэт и бунтарь-брадобрей, Питер вспыльчив и, может, поэтому Убивает своих поэтов, Как их цензоров и царей. Вот идут они чередой За бессмертием в мир иной. Этот - с вызовом, тот - с испугом. Мало кто был кому-то другом. Песен будущих перегной.

В угрюмых сумерках из мутного окна Двора-колодца вовсе не луна Видна, а лишь экран мечтанья – Брандмауэр – надёжная стена, И в ней по-питерски заключена поэзия – Основа мирозданья. Мир дому этому, где были мы сильны, Унынье не впуская даже в сны. Оно шприцами во дворе питалось. Зато мы ныне вознаграждены, И где-то там на берегах иных Осталась ленинградская усталость. Прости, дружище, город дорогой, За то, что в прошлом веке мы с тобой Расстались. Неужели безвозвратно? Судьба сманила щедрою Москвой, Чтобы обречь на бред стальной Невой, Мостами вздетыми и ночью беззакатной.

Его музыка – сгусток ужаса Перед бездной больного зла. Это - мука людей и мужество Там, откуда она пришла. Руки бьют по незримым струнам. Устремлён в порыве безумном К Родине, той, что нет сейчас, Комитас. Его музыка – плач убийственный По погибшим и палачам. Отражение вечной истины: Убивающий гибнет сам. Мы живучи - это удача. Нам дарует минуту плача Со слезами гранитных глаз Комитас. А вокруг - городского мусора И бомжатников Петербург. Продолжает культура русская Окочуриваться вокруг. Неуютно в грязи и стуже. Ну, так что ж, бывало и хуже. Нет, мечту свою не предаст Комитас. 

Ветреный, дерзкий, лощёный Город гвардейских казарм. Не уберёг ты корону, Царским не веря слезам. Четыре цареубийства Город-жандарм допустил. Можно в тебя влюбиться, Только нельзя простить. Как напряжён ты, город, Злой роковой красотой. Воронов чёрных шорох, Топот по мостовой. Петель скрипучих объятья Душу берут на испуг. В пасмурном Ленинграде Прячется Петербург.

Сфинксы с усмешкой глядят друг на друга, В лица прохожих глядят свысока. Переселенцы с далёкого юга. Город чужой и чужая река Рядом, а вовсе не древние Фивы. От ледяной петербургской реки Мутного тёплого Нила разливы Так далеки. Встретились мы на ступенях у сфинксов, Помнишь, когда-то весной? Помнишь, дыхание волн золотистых, Вкус поцелуев ночной? Ночь мимолётная прочь улетела, Помнишь, ушла ты во тьму? Сфинксы безмолвны. Какое им дело? Им суета ни к чему. 

В обрамлении окна Очертания собора. Занавеска не нужна, Потому что скоро-скоро Ожидается весна. В водосточных трубах лёд Сокрушается, грохочет. Чайки радостно хохочут, Веселятся наперёд: Скоро корюшка придёт. Снова солнечный рассвет, Снова золото блистает. Ангел по небу летает, Наблюдает Божий свет. Чем не праздничный сюжет?