Книги

КОДЕКС ЧЕСТИ Он не любил Сицилию. Он ею дышал. Город встречал утро равнодушно — будто устал быть местом, в котором слишком много шепчут и слишком мало молятся. Каменные дома были, как старики на лавочке: молчаливые, всё знающие и давно разочарованные. И лишь море — единственный, кто не врал. Оно шумело всегда одинаково, и только Риккардо знал, сколько тел оно приняло, не задавая вопросов. Он шёл медленно. Руки — в карманах, взгляд — прямой, спокойный. У него не было охраны. Только тень, да пистолет под пиджаком. И имя. Имя, от которого в этом районе закрывали ставни пораньше. Риккардо Макиавелли. Сын Эрнардо Макиавелли — того самого, кого даже полиция звала Страшным зверем, но исключительно за глаза. Риккардо родился в доме, где не говорили "люблю". Там говорили: "Если умрешь, передай привет другим". Он не помнил, чтобы кто-то обнимал его. Но точно знал, как пахнет кровь, ещё до того, как научился писать своё имя. Его лицо женщины называли приговором в красивой упаковке. Чёрные глаза — как два пистолета, заряженных сомнениями. Он знал, что на него смотрят. Всегда. Но никогда не отвечал. Потому что если ты не враг — ему всё равно. А если враг — всё равно умрёшь. "Ходячая смерть", — так его называли те, кто ещё не был достаточно близко, чтобы узнать: смерть — это комплимент. Риккардо не убивал ради удовольствия. Он убивал, потому что такие, как он, не умеют прощать. И не обязаны. Он прошёл мимо старушки, торгующей цветами. Она перекрестилась. Они боялись его. Но он не трогал женщин. Он не видел в этом чести. Он знал, что любовь — это слабость. А он был сыном Страшного зверя. Слабость в его крови была бы предательством. И если бы кто-то, хоть на секунду, усомнился в его чести — он бы не объяснял. Он бы просто исчез. А человек, что посмел сомневаться, исчез бы раньше. Риккардо повернул за угол. Его ждали. И он знал: кто-то сейчас потеряет всё. И даже если это "всё" — всего лишь жизнь, это всё равно слишком дорого, чтобы ставить на кон честь Макиавелли. Он вошёл в бар на углу Via Nuova. Старое заведение, где кофемашина шумела громче музыки, а сплетни витали в воздухе, как сигаретный дым. Внутри сидел один сплетник. Имя — Франко Ди Анджело. Из тех, кто вырос в чужой тени и решил, что может задирать голову. Парень молодой, горячий, с языком, который бегает быстрее, чем мозг. Вчера он сказал: — Макиавелли? Да пусть он сам придёт и докажет, что он не сказка для бабушек. Вот и пришёл. Франко поднял глаза, когда Риккардо вошёл. Ещё не осознал. Ещё думал, что в жизни всегда будет завтра. Глупость. Риккардо не сел. Просто подошёл к столику, положил два пальца на край чашки Франко и медленно сдвинул её в сторону. Жест — простой. Жест — как приговор. Как будто: "ты тоже отойдешь медленно в сторону". — Ты что-то говорил обо мне, Франко? Тот сглотнул. Секунда тишины. Только кофемашина шипела на заднем фоне, как будто тоже нервничала. — Я… Да это просто шутка была, сеньор Макиавелли… Так, на спор, знаешь… люди говорят… — Люди. — Риккардо кивнул. — Люди много чего говорят. А потом долго не могут говорить. Он положил руку на плечо Франко. Легко. Почти дружески. — Ты жив. Это уже подарок. — Спасибо, спасибо… я больше не… — Тсс. — Он наклонился ближе, посмотрел ему прямо в глаза немигая. — Ты перепутал, – пауза, – страх с правом голоса. А честь — с удобством. И за это ты заплатишь. Он взял нож с барной стойки — обычный кухонный нож, острый, как воспоминания — и без лишней поэзии провёл по костяшкам руки Франко. Не глубоко. Но достаточно, чтобы парень вскрикнул и запомнил. — Это не наказание. Это — напоминание. Следующий, кто попробует вытереть ноги о мою фамилию, не будет пить кофе. Он будет удобрять землю. Риккардо вытер нож о салфетку, бросил её на стол и вышел, не оборачиваясь. А за спиной всё стихло. Даже кофе перестал капать. Бар замолчал. Потому что теперь все знали: Риккардо вернулся.