Истории о ней

История, в которой любовь и предательство сплелись в один тугой узел. Иногда, одно гостеприимное решение может стать роковой ошибкой, после которой обратной дороги нет. — Рита, а где мои синие носки? Тот самый парадный комплект? — Павел, засунув голову в глубь шкафа, разбрасывал аккуратные стопки белья. Рита, не отрываясь от мойки посуды на кухне, вздохнула. Этот вопрос он задавал ей каждое утро перед важными встречами вот уже десять лет. Десять лет брака. — В левом ящике, Паш. Где они и были всегда...

Сколько раз можно прощать измену, прежде чем выбрать себя? — Мама, ты снова не спишь? — тихо спросила Анна, заглянув в приоткрытую дверь. Вера вздрогнула — так и сидела над белой скатертью с вышитым уголком, уставившись в телек, который вдруг стал жужжать, как муха под абажуром. — Да ладно тебе, доченька, работаю вот, — ответила она, стараясь не выдавать дрожь в голосе. В этой комнате всегда было немного зябко по вечерам, особенно сейчас, когда по дому гуляет тишина. А раньше… Раньше под этим самым...

Всё, во что я верила, рассыпалось в тот день, когда я открыла дверь спальни и увидела их вместе. — Ты ведь помнишь, как мы с тобой часами болтали? — спросила Таня, уставившись в точку над плечом Марины. Марина невольно улыбнулась. В памяти выплыли длинные летние вечера: обшарпанная скамейка у подъезда, мороженое в вафельных стаканчиках, шёпот девчонок под уличным фонарём. Тогда счастье казалось простым. — Помню, — тихо ответила она, — помню всё до последнего слова. Если бы тогда, когда они вдвоём...

Когда однажды Марина решилась доверить подруге самую больную свою тайну, она и представить не могла, во что это обернётся. — Ты только не осуди, Вера… Я ведь никогда об этом никому не говорила… — Марина прятала взгляд, цеплялась пальцами за чашку, будто в ней — спасение. Вера присела напротив, подалась вперёд, в её серых глазах – любопытство, смешанное с дружеской тревогой. – Ну, что ты… Не переживай. Ты же знаешь, у меня всё, как в сейфе, — пообещала она шепотом, склонившись так близко, что Марина невольно отшатнулась...

Ожидала поддержки, а получила тишину — порой даже собственная семья удивляет равнодушием. — Алло? Мам, ну ты держись там, ладно? Выздоравливай! У меня совещание, поговорим потом... Людмила слышала быстрый, несколько усталый голос дочери сквозь хрип в собственном горле. Пальцы невольно сжались на трубке, а потом она услышала короткий сигнал — связь прервалась. Разговор уложился в полминуты, если не меньше. На этом всё. Только вот внутри будто что‑то дрогнуло — холодно стало. Так, как бывает, когда вдруг понимаешь: тебе сейчас по‑настоящему плохо, а вокруг — никого...

Можно ли вернуть ощущение дома, когда твой уют теряется среди чужих правил и бытовых компромиссов? – Мама, а можно мы с Алиной немного поживём у тебя?.. – голос Максима в трубке дрожал, будто он снова тот мальчишка, который просит отпустить его гулять до темноты. А, Надежда Семёновна посмотрела в кухонное окно и невольно вздохнула. Что сказать?.. Конечно, можно. Она ведь мать, ей ли жалеть угол для сына? И только сердце глухо шевельнулось: снова тревога. Только вроде бы затихло, наконец, всё, устроилось – и вот опять...