Савва

Дым заслоном от реальности сетями ловит первые лучи весеннего солнца. Спина закатного неба расцарапана и кровит, я вижу её сквозь стекло приоткрытых окон. Спешить некуда, молчит телефон, его разбитый экран отражает разводы на потолке. В доме тихо, все ринулись на улицы, собирать щеками тепло, марать одежду о брызги проезжающих мимо машин. Тело Марго лежит на простынях цвета асфальта, не смытый макияж уродует её лицо, я отвожу от нее брезгливый взгляд - когда я успел стать таким привередливым? Пьяной она зашла в квартиру около двух часов ночи...

Сидел на подоконнике, ковырял бычком в стеклянной пепельнице, чье дно слилось воедино с остатками табака. По квартире ходили люди, тусклый сизый свет заливал пространство, было зябко и чрезмерно одиноко во всей этой постановочной дружелюбности. Я готовился доделывать работу, с ней всегда голова трезвела и становилась чище. Нужно было лишь немного поуговаривать себя не откладывать дела в дальний ящик, скоро должна была вернуться Марго и уж тогда точно не будет времени ни для одного дела. Тяготили люди и раскалывалась голова...

Дальше все по плану, конечно. Свидание, Мандельштам, все как по методичке. Влюбленность ощущается в теле как простуда, озноб и не знаешь куда деть глаза. Все так же заметно, как текущие из носа сопли, как раздирающий горло кашель. Она тогда всучила шарф, чтобы не болел, позже на нем же хотелось повеситься. Ждал у выхода в метро, застрял в чужом городе, был заложником коротких встреч, даже если выходил из дома рано утром возвращался всегда пешком, потому что транспорт уже не ходил. Много и густо писал, отхаркивал нежности, все в пастельных тонах - о ней/про нее эпитеты, заезженные верлибры...

Бегать за ней и не думал даже. Подвернулась под руку не вовремя, как всегда это бывает. Был утомлен и разбит после пьянки. Гриша завел в вагончик своих жертв, три подружки, явно массовочные. Она отличалась от двух других, завязанные в огромный хвост рыжие волосы, глаза светлые, шапка вся в снегу. Вообще эта троица была похожа на воробьев. Я был похож на бомжа, несмотря на работающий внутри обогреватель, все равно кутался в тулуп, на ногах были огромные вязаные носки и резиновые домашние тапки. Я был в периоде, когда хотелось пить и страдать, поэтому решил быть пьяным дедом в тулупе...

Снегом укрывало землю, как хлопковой полупрозрачной простынёю в плацкарте, которая никогда не дотягивается до кончиков ног. Куда я еду снова? Зачем? Вот, был осенью Питер - что делал там? Кумарил? Подвернулась небольшая работенка Гриша написал на мейл, как совсем взрослый мальчик, мол так и так, был бы ты не против за скромное вознаграждение. Нет, я не имею ничего общего со скромностью, но в четырех стенах впору было выть волком от безделия и тоски. Потому поехал к нему, изначально осознавая, что толку от меня будет мало, потрачу больше, чем заработаю...

Впрочем, течение жизни меня забавляет. Мне нравится платить временем, как купюрами, подбрасывать его в воздух и догонять ногой, подобно футбольному мячу. Даже при четком осознании своей бедности относительно времени, я почему-то все равно относился к нему крайне безалаберно. Выходные в социальном стиле - зайти в маленькую комнатушку рокерского магазина и ощупывать новый завоз футболок с изображениями старых исполнителей, спрашивать «как дела» у Эдика, который уткнулся в экран телефона и что-то невнятно мычал...