Бастард

Серкано ди Креспо повёл плечами, хрустнул шеей и широко улыбнулся. Густая кровь стекает с тела и частично впитывается в кожу, под которой вздуваются и опадают мускулы. Шпага покачивается в опущенной руке. Орландо до боли вглядывается в молодое лицо, челюсть и губы мелко трясутся. А сердце мечется в смятении, а лицо наливается пурпуром, чтобы через мгновение стать белее снега. — Давно не виделись, Дино. Голос Серкано полон силы и злого веселья, наглости, о которой Орландо и не догадывался. Но именно так и должен разговаривать сильнейший мечник, на пике сил...

От звона стали болят уши. Орландо прорвался через строй гвардейцев, сцепив зубы. Взбешённый тем, что его удары блокируют как попало. Даже кромкой клинка! За такую ошибку Серкано наказывал нещадно, до хруста рёбер и кровавого ремня. А этих будто и не учили вовсе! Хуже всего, что из-за них клинок скьявоны покрывается зарубками. Как бы ни был умел кузнец, но у металла есть пределы, и этот клинок давно их превзошёл. Орландо движется через коридор третьего этажа, куда перескочил по узкой лестнице. Рапира и скьявона покрыты кровью, а за спиной только свалены тела всех, кто посмел напасть...

Дворец понтифика поддёрнут снежной вуалью. Свет множества окон пробивается к ногам Орландо, создавая причудливую перспективу. Словно здание находится значительно дальше. Массивный, похож на широкую сторону яйца и сверкает, как драгоценный камень, отражая свет в самом себе. Площадь перед дворцом очищена от снега, со стелы в её центре на Рим взирает мраморный ангел. Взгляд безжизненных глаз упирается в Орландо, идущего к дворцу наместника Бога. Ветер треплет пшеничные волосы мечника, тянет плащ за спиной, будто стремясь сорвать...

Она кричала в темноте, пытаясь понять, пока не потеряла голос. В этот раз это единственное, что ей осталось. Гаспар обездвижил её, приковав к полу. Обитые кожей кандалы держат надёжно, не дают даже поясницу оторвать от холодного камня. Когда она потеряла сознание от жажды и истощения, над ней поставили ведро с водой. В дне проделали крохотную дырочку, так что капли размеренно падают на лицо. Сначала это было неважно, Тьма вокруг куда страшнее, и Луиджина даже обрадовалась. Капли были напоминанием о том, что мир и она сама существует...

Рапира постукивает по замёрзшим ножнам скьявоны, отмечая каждый шаг. Тук-тук-тук. Звук разносится над снегом и теряется среди деревьев, смешивает со скрипом ветвей и шорохами ветра. Орландо идёт прямо, кутаясь в дырявый плащ и выдыхая острые струи пара. Мысли о мести согревают, в них он сжигает Гаспара заживо. Не потому, что хочет, просто измученное тело стремится согреться. Иногда он останавливается, уловив чужой взгляд неведомым чутьём. Вдали меж деревьев мелькают серые тени, едва ли отличимые от снега...

Орландо проснулся на смятом ложе, один. Помещение переменилось, теперь стены покрыты паутиной, белые лохмы свисают с потолка. Единственное окно закрыто потрескавшимися ставнями, дверь приоткрыта, и в щель намело узкую полосу снега. Пахнет древней пылью и пустотой. Этот дом не видел людей слишком много лет. В очаге темнеют угли от брошенных вчера обломков стола и полок. Парень застонал и сел на кровати. Одежда разбросана по полу, но ни единого следа ведьмы. Может, это ему привиделось? Замерзая, люди впадают в безумие и начинают раздеваться...