Бастард

Снова пошёл снег. Тяжёлые перья кружат, рассеивая ночь в серо-белый сумрак. Липнут на ветви, что похожи на скрюченные в агонии пальцы. Луиджина наблюдает за ними, вытянув руки к костру. Вокруг копошатся охотники, готовя лагерь и выставляя дозор. Причащённый не терпит расхлябанности. Сам он сидит с другой стороны костра и наблюдает за девушкой. Чего-чего, а мужского внимания она получила с избытком. Вот только причащённый смотрит иначе. Не как похотливое животное, но голодное. В глубине глаз мерцают красные искры, первая черта причащённого...

Орландо вышел на крыльцо и огляделся. Снегопад кончился, и белое безмолвие нависает над деревней. Затягивая скалы призрачным и холодным туманом. Чтобы разглядеть вершины гор, приходится задирать голову до хруста в шее. На заснеженных склонах проступают тёмные линии голого камня. Кажется, даже у подножия слышен свист ветра там, в высоте. Мечник выдохнул в ладони, получилось густое облачко пара, растёр. Есть дела, о которых он и подумать не мог, пока жил на побережье. Например, что снег надо убирать...

Схвативший Герду попятился с девочкой. Не заметил Луиса, и бард ударил похитителя лютней по черепу. Мужчина пошатнулся, выпустил девочку. Та упала на пол и побежала к Мари, спряталась в её объятиях. Зал наполняют утихающие стоны умирающих, слабеющий свист крови и стук конвульсивно дёргающейся ноги об пол. Орландо развернулся к оставшимся, включая аристократа, сгорбившись и скалясь, как зверь. Труппу от выхода отделяет половина зала и десять вооружённых мужчин. Аристократ медленно поднялся и развёл руки...

Город принял их радушно. Распахнутые ворота, запах свежего хлеба и булочек, смешанный с тонким запахом мокрого от дождя камня. Одинокий стражник на воротах проводил фургончик тоскливым взглядом. Ему до пересменки стоять ещё несколько часов, под моросящим дождём. А музыканты будут в тепле и сытости, петь да танцевать, а если кто из сослуживцев засмотрится и уйдёт в загул? Орландо сидит на козлах, укрытый плащом с глубоким капюшоном, и направляет коня к постоялому двору в конце улицы. Зрачки подрагивают, рефлекторно улавливая падающие рядом капли...

Орландо откинул непослушные волосы с лица, стряхнул, неведомо как попавший на плечо, лист. За последнюю неделю мир разительно переменился. Воздух стал иным, холоднее и сырее, пропали римские руины и перестроенные усадьбы. Вместо них на горизонте величественно возвышаются горы. Самые настоящие, перед которыми все, виденные Орландо ранее, — не более чем земляные холмики. Даже отсюда он ощущает холодное величие камня и мертвенный холод заснеженных вершин. Утёсы и ущелья, крутые склоны и лесистые предгорья манят к себе, обещают нечто таинственное...

Орландо вскинул скьявону, одновременно отступая. Почти две недели простоя пагубно сказались на теле, но хуже всего на разуме. В глубине мыслей поселился гнилой червь лени. Его нужно вывести поскорее. Профаны и романтики, что, в сущности, одно и то же, твердят, что меч должен быть продолжением руки. Даже самые быстрые и сильные руки уступают самым слабым ногам. Руки лишь продолжают движение ног, усиливая и ускоряя удары меча. Человек не должен добиваться единения с оружием, он должен сливаться с ударом...