То, о чем не говорят

Воздух в горах был таким чистым, что им можно было порезаться. Или это просто у меня внутри все натянулось до предела? Вокруг — двенадцать женщин в безупречных белых костюмах для йоги, и я, Диана Раневская, в своем любимом растянутом худи, чувствующая себя здесь как сорняк на альпийской горке. В центре круга полыхало пламя. Высокое, прожорливое. — Вы пришли сюда, чтобы переродиться! — голос Илоны, нашего коуча-суперженщины с кубиками пресса вместо души, разносился над поляной. — Прошлое — это балласт...

Я ненавижу собрания родительского комитета больше, чем стоматологов и очереди в налоговой. Это место, где лицемерие цветет буйным цветом, где мамы в дорогих кашемировых кардиганах соревнуются в праведности, а главный приз — одобрение учительницы, которая держит всех на невидимом, но очень прочном поводке. — Аня подводит всех своим поведением! — Голос Марины Владимировны, классной руководительницы, прозвенел над столом, заставленным остывшим чаем и печеньем из «Азбуки вкуса». Она любила этот пафос, этот ТЕАТР праведного гнева...

Я помню этот день. Вторник. Обычный, серый, как и последние лет пятнадцать моей жизни, отданной на откуп чужим потребностям. Я вошла в квартиру, отряхнула с пальто снег и услышала гул. Знаете, этот специфический гул, который издают дорогие, слишком мощные игровые компьютеры. — Мама! Смотри! — кричал Артем, мой почти двадцатилетний «ребенок», который до сих пор «сидит» на моей шее. Глаза у него горели, как новогодняя елка. — Новая видюха! Шестьдесят ноль восемь эр ти икс джифорс! Просто зверь! Рядом, сияя не меньше сына, стоял Андрей...

Знаете, что самое смешное в расставаниях? Не слезы, не рваные фото, а то, как быстро мир перестает быть черно-белым. Еще вчера ты билась головой об стену, шептала проклятия и думала: «Я одна, я никогда не справлюсь!». А сегодня? Сегодня ты просто другая женщина. Я стояла у огромного панорамного окна в кабинете своего юриста. За окном — серый ноябрь, но здесь, внутри, было светло и очень, ОЧЕНЬ дорого. На массивном дубовом столе лежал мой новый, идеальный, хрустящий договор. Не договор о браке, не о созависимости, а о расширении...

Я помню этот вечер так, будто это было вчера: запах лаванды от моего нового, слишком дорогого, диффузора, приглушенный свет и Алина, моя младшая сестра, сидящая на моем новом вельветовом диване. Она приехала «на кофе» — в ее интерпретации это всегда означало «на проверку». Проверку того, насколько хорошо я держусь после того, как мой бывший муж, Виталик, ушел к своей секретарше-гимнастке. Я не то чтобы «держалась». Я восстала. После развода я не плакала. Я просто взяла свои сбережения, заперлась в кабинете и за три месяца создала онлайн-школу по сторителлингу...

Я очнулась от запаха больничной белизны и слабого писка аппарата, который, кажется, мерил мою никчемную жизнь. Сначала было темно, а потом я увидела потолок — белый, идеально ровный, как будто чья-то невысказанная претензия. Эмоциональное выгорание, сказали врачи. И добавили, что мое тело просто выключилось — как старый компьютер, который не тянет новую, слишком тяжелую программу. А мне, между прочим, всего 35. Я лежала, придавленная тяжелым, мокрым одеялом стыда. Это была моя главная эмоция последние лет десять...