В рифму

Я читал про жирафа у озера Где-то там, далеко. И сбежать бы туда, да ведь Неоткуда сбегать. Выходя из подъезда, ныряешь В стылое молоко, Там, где были дома, наблюдаешь Кисельные берега. Между правью и явью повисла Мокрая кисея. Фонари выгибают шеи И смотрят вниз. Крона тополя тянется к ним Из овсяного киселя, В молоко ниоткуда слетает Засохший лист. Это где-то за Бутово...

Дождь до рассвета просился войти в окно, В гости к моей бессоннице. Кануло лето, неведомо как давно, Кануло и не вспомнится. Ветер под утро выл в дождевой трубе Листьями землю выстелил. Можно ли, осень, я прикоснусь к тебе, Можно, хоть гляну издали? Смежили ставни домики у оврага, Не с кем сыграть в гляделки, но Грустное шепчет голосом Пастернака Старое Переделкино. Шепчет: держись за соломинку, ты держись, Осень – твоя соломка. Домики прячут за ставнями чью-то жизнь, Как свежий хлеб в котомку...

Как по полям за Вырицей бродит незваный дождь, Тучу ветрами носит. Око сырого августа греет едва. Так что ж, Не за горами осень. Зарева за горизонтом не было видно нам Долгие злые годы. Вырица. Тёмного дерева к небу стремится храм. Сосны. И лик над входом. Где-то гроза громыхает. Видно, не в добрый час Сделались мы глухими. Ты Богородице Деве с неба молись о нас, Столпниче Серафиме...

Мой скворушка, молчи, нахохленная птица. Не высвистишь ту боль, те сумерки внутри. Кури до тошноты, раз всё равно не спится, И, пялясь в темноту, лови дорожный ритм. Привычный этот ритм — не румба и не самба, Отстукивает нам своё «та-да, та-да», И дышит табаком заиндевелый тамбур, Хоть кто-то запретил куренье в поездах. Плафон едва горит, как будто в целом мире Лишь нефть да чернозём, и не видать ни зги. Бессонница в пути всё лучше, чем в квартире Ночами сторожить на лестнице шаги. Никто не провожал, не «сели на дорожку», Был пошло горек смех, ещë пошлей — тоска...

Рыцарям ордена поглотителей пространств и любителям света фар на черном асфальте посвящается Лоскутных снегов по-весеннему мало. А выше – ночное легло покрывало. По белому чёрным – дорога пустая. Минуты и версты листаю, листаю. И столько соблазнов в неоновом свете, А сердце томится: "Уедем! Уедем!" Галдёж новогодний, сорочья морока. А сердце стремится в дорогу, в дорогу...

На верхней полке шесть часов покоя. Проснешься - и приехал, план простой. Проснись, проснись! Остановился поезд В глухой ночи, на станции пустой. И к гулкому движению привыкший, Вываливаясь из объятий сна, Где шорохи и стук колёс на стыках, Ты слышишь - воцарилась тишина. Не хныкают разбуженные дети, За окнами ворона не орёт, Как будто ничего на целом свете, Лишь светлое пятно под фонарём. Живи сейчас, живи в бессонном миге...