Триллеры

Я выходил курить утром и вечером, как на смену: молча, с одним и тем же взглядом. В место, где раньше был продуктовый ларёк, а теперь — его призрак в виде остатков кирпичного фундамента и тишины. Сегодня дождь и холод грызли отголоски лета с усиленной злобой. Он, как ослеплённый, заблудившийся великан, не знал, куда ему деться: кружил по улицам, время от времени бросая в лицо пригоршни крупных, крепких, как камни, капель. Когда дул ветер, весь пригородный посёлок дрожал, как больное тело. Даже крыша моего старого родительского дома стонала на ветру, прося у меня хоть о какой-то помощи...

Он пришёл к нам, когда в прогалинах потянуло холодом и весёлая ржа прихватила листья на деревьях. Урожай был практически собран. В поля уже не выходили. И разведчики, разленившись и ослабив внимание, прошляпили появление чужого. Манюнька и Викс, две наших отчаянных дурочки, выйдя пострелять кроликов на жаркое, нашли Волка уже у самой Стены. Девчонки наткнулись на него совершенно случайно. Манюнька заверещала на весь свет, а Викс сразу же приставила арбалет к его виску. Волк не пошевелился. Прибежавшие старшие женщины выяснили, потыкав легонько ножами в плечи и бока Волка, что он всё же жив...

10 ноября 1994 год. Берег Карского моря. Полярная метеостанция “Сопка”. Под нудное завывание ветра от метеостанции в свете луны брёл человек. Вот он дошёл до припая, (сноска: неподвижный лёд, примёрзший к берегу), и мелкими шажками засеменил к тёмной волнам Карского моря. Выглядело это по меньшей мере странно… Какая-то отрешённость была в этой фигуре. Вытянув руку вверх и что-то бессвязно бормоча, он шёл навстречу северному сиянию словно загипнотизированный. Дверь барака распахнулась, и на пороге появился Йонас: - Костя! Он не сразу увидел одинокую фигуру пересекающую припай...

Андрюша был как все. По будням – туфли на шнурках, по выходным – кроссовки, летом – сандалии. На обед – макароны, на ужин – пельмени, иногда роллы, в дни зарплаты и аванса (12 и 27 числа месяца). Иногда хватало, чтобы заказать себе куртку. А иногда не хватало. Даже на проезд иногда собиралось мелочью, скопленной в подаренном кем-то подсвечнике без свечи. Длина волос на его голове не превышала пяти сантиметров, как и у всех мужчин, которых он видел вокруг себя. Он даже парикмахеру говорил: «Мне также»,-...

Бобби Блэквуд доедал бургер в чёрном кабриолете, припаркованном у одной из набережных Лос-Анджелеса. Утреннее солнце поднималось неторопливо, как будто само наслаждалось прохладой, ещё не уступившей место дневной жаре. Свет был мягким, золотистым, цеплялся за крыши прибрежных кафе и осторожно растекался по мокрому песку. Сиденья машины были усыпаны крошками. Окно приоткрыто, чтобы хоть как-то выветрить затхлый запах. Когда капля кетчупа упала на его новую итальянскую рубашку, он перестал жевать, раздражённо выругался и выбросил остатки бургера в окно...

Все рыжие бабы – шлюхи. Я чуял огни их голов издалека. Они как пульсация маяка для потерявшегося в тумане, как запах еды для голодного, как собачий лай для зверя – манили, будоражили, притягивали и пугали одновременно. Эта была особенно, вызывающе рыжей: кожа фарфорово светилась, отражая лунный свет, а лобок полыхал так, что чуть-чуть и обожжёшься. Она орала громче мартовской кошки, а внутри горело адское пламя. Пахло сырым погребом, в колени впивались мелкие камушки: «Джинсы испачкаются», - мысль...