Дети отцов

На землю пала тишина… Дед вышел в ночь, скрутил цигарку, затянулся. Подумал невзначай: «Война!» – и он не обманулся. Пошёл на фронт – его вернули. Дождался партизан и стал связным. Что дальше было с ним? Однажды не вернулся в село – и не вернулся в лес… В последний раз в дороге затянулся – раздался выстрел! – и исчез… Под снегом пролежал до половодья – вода взяла его в свои угодья: река и море. И забылся дед… А ночью звёзды отражаются в морях, и светится маяк как самокрутка...

Мне бабушка в детстве моём говорила, что схож я с тобой, как две капли воды, она мне твой свитер потом подарила, чтоб был я и в юности вроде как ты… Вигоневый свитер тридцатых годов, не знавший ни красок, ни вывертов моды, –  он просто был прочен, колюч и суров, как всё в эти страшно-прекрасные годы. Колючее время вигоневых лет суровою нитью уходит в бессмертье… А с фронта вернулся посмертный пакет – карман гимнастёрки да в нём, как в конверте: "Я скоро вернусь…" Да ещё документ: "За Родину пал, подорвавшись на мине…" Вот так от сгорающих в небе комет земле остаются лишь номер да имя...

1. Удар о землю. Яблоко упало. Мне показалось, яблоко упало. Но почему я ничего не вижу? и почему я ничего не слышу? и почему я нем? Мне показалось, яблоко я ем. Но вкус не яблока, а крови. Поэму я не дописал. Удар о землю. Это я упал. И жизнь оборвала́сь на полуслове. 2. Мне 24. И нет меня второго в мире. Моложе Лермонтова я. Сентябрь и Сахарная сопка. Но если жизнь моя короткая тебе, земля моя, нужна, бери, земля, она – твоя! 3. Но я ещё живой. Грохочет море за кормой. Доносится откуда-то из-за: «Бригантина подымает паруса…» Моя последняя картина: плывёт по морю бригантина...

Замерли листья. Берёзы замерли в роще имени Красной Армии. Корни по-братски в земле сплелись: враг не прошёл! Иные прошлись. А кто иные? Предатели разных мастей. Но Красная Армия всех сильней! Стоит на пригорке новая рощица тоже имени Красной Армии. Юная поросль закатного зарева на ветру словно знамя полощется...

«В концлагере близ города Опо́ле голодные военнопленные питались травой – за это их убивали. (Со слов гида) В НАЧАЛЕ БЫЛО СЛОВО И ЭТО СЛОВО БЫЛО ЛЮБОВЬ А В КОНЦЕ БЫЛА ЦИФРА И ЭТА ЦИФРА БЫЛА КЛЕЙМО А МЕЖДУ РОСЛА ТРАВА И ДВА НЕСМЫШЛЕНЫХ ТЕЛА СОПРИКАСАЯСЬ НЕЧАЯННО НЕ ТОРОПИЛИСЬ В ВЕЧНОСТЬ И СЛОВО БЫЛО У БОГА А ЦИФРА НА ЧЕЛОВЕКЕ ТЕЛЕФОННЫМ НОМЕРОМ АДА ГОРЕЛО КЛЕЙМО НА ТЕЛЕ Пускай исчезнут все слова и цифры молю лишь об одном чтоб ты была жива! На Одере, верней, на О́дре, точней, на смертном на одре лежит...

Это было давно, после Великой войны. Шёл фронтовик одноногий, стуча деревянным протезом по Карманицкому переулку. «Баба-Яга – костяная нога!» – кричали мы, неразумные дети. Он обернулся и посмотрел – и ничего не сказал...