Хиты

Утро в квартире Нины пахло так, как обложки дорогих журналов о семейном счастье. Свежесваренный кофе из швейцарской машины, ваниль от творожников и едва уловимый аромат цитрусового геля для душа, им пользовался Андрей. Солнечные лучи пробивались сквозь идеально чистое панорамное окно, рисовали на паркете золотые прямоугольники. Все на своих местах, стерильно, правильно. Нина стояла у плиты. Ее движения заучены годами практики до балетной точности. Лопатка поддевала очередной творожник, легкий поворот кисти – и янтарный кружок идеально ложился на тарелку и увенчивал уже сложенную стопку...

Дождь шел третий день. Не яростный ливень, а холодная, нудная изморось. Она пробирала до костей и превращала тайгу в безразмерное серое подземелье. Капли срывались с отяжелевших еловых лап и били по капюшону штормовки Матвея с монотонностью метронома. А ведь у него почти не осталось времени, он рвался сквозь мокрый подлесок и не обращал внимания на ветки, что хлестали по лицу. Его тело егеря привыкло к лесу и двигалось инстинктивно, почти со звериной пластикой. Глаза, узкие и внимательные, замечали все вокруг...

Утро в доме Анны всегда начиналось со звуков. Не с будильника, а с тонкого требовательного плача из детской кроватки. Он просачивался сквозь вату сна и заставлял тело принимать вертикальное положение. Она не отдохнула за ночь и чувствовала себя разбитой. Сегодняшнее утро не исключение. Матвей – их третий ребенок, звал к себе. Муж называл его «сюрпризом», ведь им обоим уже за тридцать лет. Младенец проснулся ровно в шесть, словно внутри него встроен швейцарский хронометр. Анна села на кровать, и комната качнулась...

Комья земли глухо ударили по крышке гроба. Павел содрогнулся, словно влажный холод коснулся его кожи. Дыхание сбилось, а в горле образовался сгусток отчаяния. Пальцы непроизвольно сжались. Вместе со звуками падающей земли пришло осознание, от которого он так упорно пытался укрыться в последние дни. "Матери больше нет, и уже никогда не вернёшь." Воздух пропитался запахом кладбища и понурых цветов. И всё это тяжёлым грузом давило на плечи. Вокруг слышались негромкий шёпот, разговоры родственников и друзей покойной...

Зинаида Петровна сидела в своей комнате и прислушивалась к храпу своего пьяного сына. Её знобило, и она накинула на плечи старенькую пуховую шаль. Старушка не ела с утра, а голода не чувствовала. Просто она понимала, что аппетита ждать бесполезно, он пропал начисто. Она буквально заставляла себя принимать пищу хотя бы понемногу. - Толик спит, - и Зинаида Петровна прошла на кухню. Она открыла шкафчик с крупами. - Сварю себе гречневую кашу. - твердила она. - Только где же пакетик? Странно, полки пустые...

Вера долго стояла под душем и представляла как тёплые струи воды смывали с неё весь позор. - Я порочная женщина. - твердила она себе. - После 15 лет семейной жизни изменила Алексею. И с кем? С его лучшим другом! Как же я виновата... Разрушила свою размеренную жизнь. Пойти и сознаться во всём мужу? Это означает конец, он не простит предательства. Вера задрожала от озноба и прибавила горячей воды. - Я даже не подозревала, что после ночи с Борисом почувствую себя такой мерзкой и опустошенной. А ведь я люблю мужа и так унизила его...