Батя против невестки и за сына

— Знаешь, Аня, я вот смотрю на тебя и думаю: ты ведь не глупая женщина. Но почему‑то выбрала самый простой путь — требовать. — От мужа, от меня... А может, стоит начать с себя? Понять, что жизнь — это не бесконечный праздник, а работа. И над собой в первую очередь. Анна вскочила, схватила сумочку: — Вы всё равно ничего не понимаете! Вы просто старый, консервативный человек, который не хочет видеть, как всё меняется! — Меняться — это нормально, — спокойно ответил Павел Иванович, не оборачиваясь. — Но меняться надо к лучшему...

— Не она справится, а ты справишься, Лёша. Ты! — Павел Иванович резко развернулся к сыну, голос его зазвучал твёрдо. — Вот что она имеет в виду. Ты будешь оплачивать кружки, обучение, психолога — ведь девочке явно нужна помощь специалиста. — Ты будешь её замуж выдавать, ставить на ноги, если из неё будет что‑то путное с её трудным детством… — А Анна... Анна будет стоять над твоей душой, требовать, чтобы ты «был мужчиной», то есть платил, терпел её выходки и молчал. Павел Иванович подошёл к столу, оперся на него ладонями, глядя сыну прямо в глаза...

— А вообще лучше бы Вы сразу квартиру эту на Лёшу бы отписали! — уже начала диктовать условия Анна. — Вот те на те! — присвистнул Павел Иваныч. — Не успели пожениться, а я уж в своей квартире кого‑то прописать должен, а лучше и квартиру с потрохами отдать?! Павел Иванович смотрел на эту сцену и думал: «Вот и началось. Теперь каждое её слово — это требование, каждый взгляд — вызов. И Лёшка, как телёнок, идёт за ней, даже не пытаясь понять, что происходит». Он знал: впереди — долгие месяцы непростых...

Заявил сын отцу. — Ну бывай, Лёша, — он подошёл к сыну, положил руку на плечо. — А то твоя мадам своими окурками мне весь огород забросает! Павел Иванович по‑отечески обнял Алексея, перекрестил на дорогу. В этом жесте было всё: и любовь, и тревога, и молчаливая надежда, что сын одумается. Когда машина скрылась за поворотом, Павел Иванович медленно побрёл в дом. Внешне он сохранял спокойствие, но внутри бушевал ураган. Смятение, тревога, горькое осознание, что уже ничего не исправить… «Ой, не знаю, хотелось бы мне ошибаться, — думал он, глядя вслед удаляющейся машине...

Говорил сын по указке невестки отцу. **** Павел Иванович уже десять лет жил один. После того как не стало его любимой жены Марии, он так и не смог никого полюбить по‑настоящему. Не то чтобы не пытался — были мимолетные знакомства, вежливые разговоры за чашкой чая, осторожные приглашения в кино. Но каждый раз, глядя на другую женщину, он мысленно сравнивал её с Марией и понимал: нет, это не то. Не та улыбка, не тот взгляд, не те руки, умевшие и борщ сварить, и пуговицу пришить, и его самого утешить одним прикосновением...