Природа в искусстве

Когда я думаю о творчестве Константина Коровина, обычно сразу представляю яркие летние образы — голубые гавани в Крыму, белоснежные скатерти на столах под открытым небом, на которых стоят самовары и вазы с цветами и фруктами. Ну или парижский ночной Монмартр, мерцающий огнями и отсылающий к работам Камиля Писсарро и других французских импрессионистов, под влиянием которых Коровин создавал свои пейзажи. В общем, представляю я всё что угодно, но только не родной Крайний Север. Не сочетается у меня в голове коровинская импрессионистская живопись с хмурым низким небом Лапландии...

Тёмный, сырой, неудобный лес. Идёшь по нему медленно, то натыкаясь на растопыренные сучковатые валежины, то утопая в холодных влажных мхах и хлюпая непересыхающей грязью в тени вековых елей. Идёшь и задеваешь лицом невидимые нити паутины, царапаешь руки, пробираясь сквозь колючий подлесок, и прислушиваешься к внезапным шорохам. Этот смешанный лес — неопрятный, хмурый, ворчливый — на первый взгляд не кажется гостеприимным в отличие от стройных рядов рыжих сосен, аккуратно высаженных человеком для последующих лесозаготовок...

Расцветом творчества Архипа Куинджи принято считать 1870-е годы. К этому времени грек-сирота из Мариуполя без гроша в кармане превратился в обеспеченного, известного и востребованного художника, твёрдо стоявшего на ногах и жившего с молодой женой в Петербурге. В этот период Куинджи много и плодотворно работает и создаёт некоторые из своих самых знаменитых картин. Но настоящей сенсацией тогда стала «Лунная ночь на Днепре», о которой я хочу рассказать. Разлад с передвижниками В своих ранних произведениях...

В середине марта я наконец-то добралась до музея, в который хотела попасть уже очень давно — квартиру-мастерскую, в которой провёл последние тринадцать лет своей жизни художник Архип Куинджи. Этот дом находится в Биржевом переулке на Васильевском острове в Петербурге. Архип Куинджи — бедный грек из окраин Мариуполя, у которого впоследствии при жизни было всё: слава, успех, деньги, востребованность. Коллекционеры охотились за каждым его этюдом и многие полотна Куинджи стоили дороже, чем работы других известных мастеров того времени...

Когда слышу имя Николая Рериха, сразу представляю Гималаи. В Гималаях я никогда не была и видела их только на фото, в кино и живописи. Но именно Гималаи Рериха — пронзительно яркие, одновременно холодные и теплые, мягкие и резкие, безучастные и манящие, создали для меня стойкий образ этого массива и стали визитной карточкой самого художника. Однако, побывав на большой выставке Рериха в Новой Третьяковке в Москве, я вспомнила и заново осознала, что Рерих — это не только горы, не только Тибет и Гималаи, не только поиски Шамбалы, но и много всего другого...

За последние полгода я успела в очередной раз побывать и в Русском музее, и в Третьяковской галерее. Но, так как я не впервые посещаю эти музеи, теперь я быстро прохожу мимо портретов, исторических и жанровых картин и больше времени провожу перед полотнами любимых пейзажистов. Отечественная школа «пейзажа настроения» мне особенно близка и каждый раз эти картины меня по-настоящему восхищают — реализмом, детальностью, красками, светом и общим впечатлением, которое получаешь, глядя на холст. Как будто ты на самом деле в лесу...