Новогоднее

— Ну и что это за стол, Оля? — громко спросила Надежда Ивановна, не дожидаясь, пока Михаил снимет ботинки в прихожей. — Миша, ты посмотри, она что, думает, что Новый год — это овсянка и компот? Михаил вздохнул, почувствовав, как волна усталости от рабочего дня усиливается. Он неспешно прошёл в кухню, где мать и жена уже разыгрывали привычный сценарий. Ольга стояла у раковины, держа в руках кастрюлю с супом. Её плечи были напряжены, взгляд прикован к раковине, но в ответ на обвинения свекрови она пыталась сохранить спокойствие...

– Я тебя предупреждал! – голос Максима, грубый и раздражённый, эхом разносился по маленькой кухне. – Предупреждал? – Таня прижала к себе ладони, словно пытаясь защитить себя от его слов. – Ты даже не обсудил это со мной! Куда я пойду перед праздником? Максим встал у окна, нервно сжимая в руках сигарету, которую даже не думал поджигать. – Мама возвращается, – бросил он резко. – Ты же знаешь, как она к этому относится. Она не должна видеть, что мы живём вместе! – Да мне наплевать, как она к этому относится! – голос Тани сорвался на крик, но тут же дрогнул...

— Мам, а можно ещё мандаринку? — звонкий голос Лизы, младшей из детей, перебил негромкое постукивание ножей о тарелки. — Конечно, милая, бери, только за столом ешь, — Ольга мягко улыбнулась и отодвинула вазу ближе к дочери. В гостиной пахло хвоей, корицей и домашними пирогами. На ёлке мигали гирлянды, переливаясь радужными цветами. На столе красовались оливье, селёдка под шубой, курица с хрустящей корочкой. Всё казалось идеальным, но напряжение в воздухе можно было почувствовать кожей. — Ну что, выпьем? — Игорь поднял бокал с шампанским...

– Ты серьёзно? Ты хочешь продать мою семейную память ради своей очередной идеи? Да ты хоть понимаешь, что эта дача – всё, что осталось от моей матери? – Ольга прищурила глаза и резко отбросила документы на стол, словно они обожгли её пальцы. – Оля, да не нужна тебе эта дача! – Игорь с силой хлопнул ладонью по столу, и стеклянный стакан зазвенел, угрожая упасть. – Она разваливается, ты там даже не бываешь. А у нас дети в однушке живут, тебе что, их не жалко? – Мне жалко! – воскликнула Ольга, её голос дрожал от гнева...

– Да ты вообще ничего не понимаешь! – голос Людмилы Ивановны раздался так громко, что даже гирлянды на ёлке будто застыли в недоумении. – Мы к вам в гости приехали, а тут, понимаешь, бегай, носи за всеми! Мы так никогда не жили! Катя, сжав кулаки, отчаянно старалась не сорваться. Но слова свекрови, как острые иглы, впивались в её терпение. За окном сыпал пушистый снег, с кухни доносился запах корицы и гвоздики, но уютный семейный вечер уже безнадёжно превращался в поле боя. – А что я, по-вашему, делаю? – в её голосе дрожь...

– Ну а ты на себя, Андрей? У тебя же живот от пива уже больше, чем у меня перед родами был! – Не надо тут сравнивать! – Андрей раздражённо махнул рукой, словно отмахивался от назойливой мухи. – Я на работе пашу, а ты дома сидишь целыми днями. Что тебе мешает хоть как-то за собой следить? Маша судорожно сглотнула, пытаясь сдержать слёзы. Она не хотела плакать, не хотела давать ему этого удовольствия. – Знаешь, – её голос дрожал, но она старалась говорить спокойно, – я сижу дома, чтобы у тебя был чистый дом и горячий ужин...