Трагические судьбы

Она появляется внезапно – Александра Михайловна Коллонтай. Имя, будто бы знакомое по школьным учебникам, но… Вы ведь не задумывались, кем она была на самом деле? Революционерка. Дипломат. Феминистка – одной из первых в России. Ее жизнь похожа на роман, где на каждой странице – бунт, скандал, шумные страсти, а за углами – шёпот недоброжелателей и… любовные интриги. Учебники молчат о многом. О том, как ее идеи сотрясали устои общества, о том, как она страдала, влюблялась, делала выборы – между счастьем личным и свободой общественной...

Тёплый день в Санкт-Петербурге. Старинные особняки, холодная тень под домами, и мерцающий огонёк перемен — где-то там, на стыке веков, возникшая из самой среды аристократии. Нарядная карета шумно останавливается у крыльца. Знакомо? Почти как сцена из исторического романа — но речь не о вымышленной героине, а о вполне реальной женщине, имя которой знали в каждом уголке России. Софья Панина. Первая женщина-гласная в земском собрании. Первая — но не единственная, кто бросил вызов порядкам, всерьёз вздумавшим навсегда оставить женщин “за шторами”...

"Баночка под яблоней спасла целый народ от потери памяти. Женщина, решившая не молчать, дала миру два с половиной тысячи детей" — напишут в ее первой книге американские журналисты напишут. Время шло. Мир менялся – города заживали, люди старели, дети, спасённые когда-то из гетто, жили своей жизнью: кто уехал за океан, кто стал врачом, кто – учёным, кто вырос с потайным шрамом, а кто – с верой, что чудеса всё-таки бывают. Но имя Ирены Сендлер долго оставалось почти неизвестным. Она не стремилась к славе...

— Самое страшное — это тишина между криками. Именно тогда легко решить: “Так будет проще, просто сказать…” — тихо признается она позднее в письмах, написанных уже спустя войну. "Но в такие паузы я вспоминала лица детей. Их маленькие ладошки. Трусливо сжимающиеся у меня в руке, когда мы пробирались через чёрный двор…" Иногда дверь камеры — как дверь в ничто. Воздух стен совершенно иной, он пахнет ржавчиной и вечным страхом. В такие мгновения человек остаётся один на один — не с врагами, не с железом, а с собой...

— А вы… правда можете? — спрашивает её маленькая пациентка, еле переставляя ноги, слишком худенькая для своих лет, слишком взрослая для своего лица. — Что именно? — тихо возвращает вопрос Ирена, будто не знает ответа, хотя этот разговор был у неё во сне много раз. — Вынести кого-нибудь отсюда… И всё. Вот оно. Сердце сжалось. Не списки, не приказ, не голос совести, а этот тихий, почти робкий голосок — эхом остался в голове. Что может сделать один человек? Самое простое — отмахнуться. Спасти хоть одну жизнь в этом котле — подвиг, риск, почти безумие...

Варшава. Осень 1942 года. Город, хлебнувший за полтора года войны столько боли и страха, сколько не вытечет через трещины даже из тяжёлой, старой стены. Ночью — вой отблесков, эхом отдающихся между камней, утром — серое затишье, где не смотрят в глаза даже случайным прохожим. Есть у этой войны свои невидимые маршруты, тайные протоптанные тропы. И есть люди — словно невидимки, растворённые в толпе. Она — одна из них. Маленькая, худенькая женщина, потёртая шинель, платок, упрямый прямой взгляд. Каждый день — один и тот же путь: в сторону гетто...