Запретные чувства

Я всегда считала, что знаю о себе ВСе. Знаю, что я — Диана, дочь Романа и Татьяны Раневских. Что я юрист с сильными границами (по крайней мере, так я думала) и что мне 28 лет. Но как же я ошиблась. Однажды, разбирая старый бабушкин сундук на чердаке — этот пыльный, пропахший нафталином и давно минувшими жизнями артефакт, — я нашла ее. Тоненькую, потрепанную стопку писем, перевязанную выцветшей розовой лентой. Письма, написанные маминым почерком. Но не папе. Первое письмо начиналось без приветствия, сразу с надрыва...

«Ты скрываешь от меня самое главное!» — вот что Лидия Павловна сказала мне ровно неделю назад. Сказала так, словно прочитала по губам приговор, а не просто ответила на мое молчание в трубку. И с тех пор эта фраза висит в воздухе, как прогорклый запах старого жира, от которого не избавиться проветриванием. Я знаю, что она имеет в виду. Она уверена, что я скрываю беременность. Уверена, что я боюсь ее реакции на то, что в свои тридцать восемь я снова "попала" и собираюсь стать матерью-одиночкой. В ее системе координат — это самое СТРАШНОЕ, что могло случиться...

Иногда самые важные разговоры в твоей жизни происходят, пока ты выбираешь сыр к вину. Правда. Стою я в отделе с дорогими сырами, под бархатный французский шансон, и вся моя судьба решается между горгонзолой с ее благородной плесенью и нежным бри. В ухе белой жемчужиной мерцает беспроводная гарнитура. Из нее доносится низкий, спокойный голос. — Ну что, сырный сомелье, уже определилась? Ставлю на то, что ты возьмешь что-то острое. Чтобы потом жаловаться, что горчит. Я улыбаюсь пустой полке с моцареллой...

В семь вечера я начинаю врать. — Пойду, душ приму, — бросаю я в пространство голосом, натренированно легким. Максим что-то мычит в ответ, не отрываясь от экрана ноутбука. Он всегда за работой в это время. Для него мой уход в ванную — такая же часть вечернего расписания, как ужин или новости. Он и не подозревает, что за этой дверью начинается моя вторая, потаенная жизнь. Щелчок замка — и мир меняется. Я не раздеваюсь сразу. Сначала — ритуал. Подхожу к зеркалу, смотрю на свое отражение — женщина с чуть уставшими глазами, в удобных домашних штанах...

Его автоответчик в телефоне был короче рекламы на YouTube. Три секунды. «Вы дозвонились до Льва. Оставьте сообщение». Бип. Я снова набрала номер. Знаю его наизусть — этот проклятый набор цифр, что жжет подушечку пальца. Не для того, чтобы он ответил. Он же никогда не отвечает. Не спит он, что ли? В три часа ночи-то. Или спит, прижавшись к ее спине... Ладно, не надо. Не надо сейчас об этом. Я звоню, чтобы услышать. Просто услышать ровный, спокойный баритон, в котором нет ни капли нетерпения. В котором я — просто очередной звонок: может, сантехник, может, коллега, может, призрак...

Я наблюдаю за спящим Сергеем и понимаю, что замечаю лишь его тихое посапывание — совершенно не похожее на храп Марка. Тихо. Аккуратно. Почти неслышно. А Марк... Марк храпел. Громко, на всю квартиру, с разбойным присвистом. Я тогда пинала его ногой во сне; он ворчал, переворачивался — и все начиналось по новой. А сейчас — идеальная тишина. Идеальный сон. Идеальный Сергей. И каменный комок в горле. Эта проклятая игра «найди десять отличий» стала моей тайной болезнью. Сергей аккуратно складывает носки — Марк швырял их в угол...