Дореволюционная история

Короткое, чёткое и будто щёлкающее воздух «Есть!» — знакомо каждому, кто хоть краем уха слышал армейскую речь. В кино, в мемуарах, в реальной службе — эта реплика звучит одинаково твёрдо, будто в ней собрано всё, что связано с подчинением, дисциплиной и цепочкой команд. Но самое интересное — родилось это слово вовсе не в боевых полях, а на верфях и кораблях, когда российский флот ещё учился ходить под парусами и только перенимал чужие морские традиции. И корни армейского «Есть!» оказываются не русскими, а… английскими...

Если задуматься, русская кухня столетиями обходилась без того, что сегодня считается деликатесом, — телятины. И дело было не в том, что наших предков не привлекало нежное мясо молодых животных. Наоборот, поводом для отказа служила целая смесь страхов, слухов, странных эпизодов из жизни государей и суровой крестьянской логики. Всё это вместе создало культовое пищевое табу, которое держалось на Руси удивительно долго. Одним из первых о русском «страхе перед телятиной» написал французский наёмник Жак Маржерет...

Тема, о которой обычно не говорят вслух, в древности занимала куда больше места, чем можно представить. Для наших предков посещение уборной было не бытовой мелочью, а целым ритуалом, связанным с представлениями о чистоте души, страхом перед «нечистыми» силами и обязательными запретами. И путь от деревенских ям до городских ретирад оказался длиннее, чем прогресс в любом другом направлении — через суеверия, наставления «Домостроя» и попытки Петра I заставить людей жить чуть чище. Чистота тела как...

Название «Москва» кажется настолько древним, что будто бы существовало всегда. Но стоит заглянуть глубже — и вылезают забытые легенды, старинные рукописи и тёмные предания, где будущая столица предстает вовсе не мирным поселением, а сценой кровавых разборок, мстительных бояр и княжеских пророчеств. И уж точно — не личным проектом Юрия Долгорукого. Сегодня это звучит почти как вызов школьным учебникам, но ещё несколько столетий назад люди были уверены: Москва появилась далеко не при Долгоруком и даже не под названием «Москва»...

Если бы нужно было выбрать одно место в Петербурге, где роскошь чувствуется почти физически, — это был бы дворец Юсуповых на Мойке. Про него говорили тихо, стараясь не звучать завистливо: «Они богаче царя». И это не было преувеличением. Достояние рода складывалось веками, переходя из поколения в поколение и превращаясь в своеобразную финансовую империю, которой позавидовал бы любой монарх. История Юсуповых начинается далеко от Петербурга — в степях Ногайской орды. Их предки были потомками хана Юсуфа, а в XVI веке установили союз с Иваном Грозным...

В русском языке есть слова, которые сами по себе звучат тяжело: каторга, нужда, бурлак. У каждого — свой образ, но именно бурлаки давно стали символом физического труда, который не измерялся ни станками, ни нормами, а только силой человеческих спин. Картина Репина закрепила в памяти исхудалые фигуры на волжском берегу, но реальная история бурлаков оказалась куда многослойнее. Они были не просто тягловой силой — их повседневность, сезонная жизнь и борьба за кусок хлеба сформировали уникальную рабочую культуру России XVIII–XIX веков...