Душевно

*** - Ты чё? Слепая курица? – Настя, с которой мы месяц назад поженились, обеспокоенно опустилась на кухонный табурет, видя то, как я скукожил нос и подтянул к глазам поближе чек, припечатанный мне в ладонь злой, измотанной предновогодней суетой продавщицей. - Какая я тебе курица? – взвился двадцати пятилетний я, давно подозревающий себя в близорукости. - Зови меня Зоркий сокол. Не иначе. - Ага, буду, - скептически хмыкнула жена, – ты только к офтальмологу - то срочно запишись. А то в Новый год курицей ввалишься...

Деревня Малая Гряда, Псковщина, старая Бабушкина изба, вечеряем, да разговоры разговариваем. Бабуля наша, и мы, два брата, здоровенные, молодые лоси: - мАльцы, Стёнька Гаврилиха завтра в мох идёт, в клюкву, и вы бы с ней сходили, зима длинная, всё впОру будет... - Бабуля, раз надо, значит надо! Утро, мох, клюква. Ночью подморозило и ягода примёрзла к кочкам. Через пять минут пальцы потеряли чувствительность, а ещё через пять и вовсе перестали гнуться. Изобрели новый способ сбора: открытую ладонь...

-Так, курицу до кипения довела, теперь надо лук бросить... - Маринка стояла над кастрюлей, как ведьма над котлом, сверялась со своей древней книгой "заклинаний" и подкидывала ингредиенты в кипящую воду. - Не забудь про корень мандрагоры и щепотку песка из затерянных земель, - не удержался я. - А, да, ещё надо какое-нибудь заклинание сказать. "Вунш-Пунш" или что-то в этом роде. Маринка уже вовсю сверлила меня взглядом: - Дурак ты, Лёшка. Я, между прочим, в сиделки твои не нанималась, у тебя вроде какая-никакая жена есть...

Наступил осенний вечер, в окнах дома напротив загорелся свет, а на торговом центре, расположенном через дорогу, появились неоновые огни рекламы. Сентябрь только начался, погода стояла сухая и теплая. О том, что лето закончилось, можно было судить лишь по разноцветным листьям на клене возле подъезда, да по тишине у мусорных баков, которые совсем недавно покинули улетевшие в теплые края чайки. Он сидел за письменным столом, освещенном лампой с фиолетовым абажуром, и рисовал смешные рожицы на белом листке бумаги...

Когда-то – так давно, что и сама уже об этом забыла – я работала в больнице в отделении для самых маленьких деток. Большинство из них лежали с мамами, но были и одинокие – отказные, сироты, а один из многодетной семьи. Вот эти детки и были на моём попечении. Они как будто чувствовали, что их бросили – лежали смирно, не кричали, если плакали, то тихонько и так горько, что сердце разрывалось. Сейчас, с высоты своих лет, я понимаю, что сама, будучи недолюбленным ребёнком, не давала этим детям главного – любви...

Шестилетняя Леночка уже третий день писала письмо Деду Морозу. Писать девочка умела очень хорошо. Большими, красивыми печатными буквами. Правда, некоторые непослушные буквы иногда начинали баловаться и вертеться. Е протягивала свои ручки совсем не в ту сторону, в которую было положено правилами алфавита, К норовила подставить ножку соседним буквам, а у Ж откуда-то появлялись лишние перекладинки, и она превращалась в снежинку. Леночка не ругала непослушные буквы. Они ведь ещё совсем новенькие, только что написанные, а значит – маленькие, как и она, и ещё не всё умеют...