Гаремные истории

В 1909 году нью-йоркский банкир Арчибальд Эвретт потерял во время паники на бирже все свое состояние. Этот финансовый крах застиг банкира в полном расцвете умственных и душевных сил. Он был молод и решил попытать счастья по белу свету. В поисках лучшей доли он уехал на маленький остров Арораи (Арораэ), южнейший из островов Джильберта (Гилберта) в Великом (Тихом) океане. Весь багаж его состоял из хорошо скроенного сюртука, нескольких смен белья и граммофона. Благодаря последнему предмету он сделался любимцем короля этого миниатюрного острова...

Однажды султан приказал позвать Азизиэ. Окруженная служанками, принцесса остановилась у входа на веранду, где сидел султан. - Входи, входи, - ты всегда приятна моему сердцу! – ласково приглашал ее падишах. Она вошла. - Ты знаешь, где твоя госпожа? - Знаю, падишах… - Она знает про то, что дитя твое с тобою и по моему приказу его никто не отнимет от тебя? - Знает, падишах. - Пусть теперь принесут сюда твоего ребенка и вели служанке позвать твою бывшую госпожу. Выслав всех остальных с веранды, султан...

Госпожа только что вышла, а наблюдательница-дайра торопливо догнала невольницу. - Иди к падишаху! Ему угодно говорить с тобой; в чем есть, так и иди. И она пошла. Была на ней светло-коричневая шелковая ткань с каменными пряжками. Волосы были сжаты бронзовым кольцом, а руки без всяких украшений, тонкие и нежные, как у принцессы. Султан полулежал, посасывая из трубки укрепляющее питье, когда вошла невольница с дайрой; он жестом приказал дайре выйти, а невольнице, которая вся наклонилась, сложив руки накрест на груди...

Сеадет-Шерифе-Агаси уселся поудобнее в глубину низкого дивана и стал протяжно повторять свое имя, кивая с сожалением головой. После большой паузы мой рассказчик заговорил опять. - Зовут меня Сеадет-Шерифе-Агаси, а сколько горечи в этих словах!.. Мое имя означает: хранитель ворот в саду счастья, - но я не был хранителем счастья, эфенди, не был! Я охранял горе и ужас, преступления, кровь, слезы я охранял, моя рука не совершила ни одного преступления… Я умел слушать и потому молчал. Молчал и евнух. А потом заговорил снова...