Когда молчание кричит

Любовь и долг иногда носят трагические маски. Я понял это после встречи с другой семьёй отца. Часть 1 здесь — Я знаю, кто вы. Мы всегда боялись этого звонка. Эти слова повисли в воздухе его гостиной, густые и тяжёлые, как свинец. Алексей молчал, сжимая трубку так, что кости пальцев побелели. Все его подготовленные фразы, вся осторожность — всё разлетелось в прах от этого простого и страшного признания. — Лидия Ивановна… — он сглотнул комок в горле. — Мне нужно с вами встретиться. Лично. — Да, — тихо ответила она...

Расследуя тайну отца, Алексей находит доказательства того, что его отец делал большие денежные переводы для таинственной Лидии. Что ещё скрывается за завесой пошлого? Часть 1 здесь — Ты уверен, что тебе это нужно? — Ольга, жена Алексея, смотрела на него с тревогой. Он сидел за кухонным столом, разложив перед собой фотографии и тот самый злополучный конверт. — Нет, не уверен, — честно ответил Алексей, не отрывая взгляда от улыбающегося лица незнакомой девочки. — Но я не могу сделать вид, что ничего не нашел...

Отец скрывал много лет от семьи то, что сейчас может изменить размеренное течение моей жизни навсегда. — Ну что, пап, будем разбирать твой музей? — тихо произнёс Алексей, останавливаясь на пороге гостиной. Комната замерла в немом ожидании. Пыль медленно танцевала в лучах осеннего солнца, пробивавшихся сквозь жалюзи. Вот оно, то самое кресло, в котором три месяца назад он и нашёл отца. Склонившегося набок, с застывшим на лице выражением не то удивления, не то облегчения. Сердце. Врачи разводили руками: «Скоропостижно, ничего нельзя было сделать»...

Однажды утром Валентина вдруг поняла, что привычка прощать семьи ради — самый горький способ остаться невидимой в собственном доме. — Мам, ну пожалуйста, не лей кипяток, у тебя вечно всё через край, — Ирина бросила через плечо, даже не оборачиваясь. Валентина Сергеевна стояла у окна, склонившись над чайником. Чай, действительно, закипал — пузырился шумно, как нервный разговор, что давно копился внутри. Если бы завтра не было утренника у Сони, этот завтрак был бы совсем обычным. Не сегодня… — Мама!...

Сколько ещё можно прятать правду от своих детей и самой себя, если душа устала жить ради видимости? — Завтрак готов — Валентина поставила на стол тарелку с омлетом и машинально поправила угол скатерти. Андрей — хмурый, нелюдимый, как обычно по утрам — молча сдвинул брови и уткнулся в газету. Окно тихо звякнуло — ветерок шевелил занавеску. За окном серый двор, жухлая трава. Валентина присела напротив — ладони сложены лодочкой. Неловко. Уже много лет каждое утро начиналось одинаково. Где-то между тарелками и кухонными запахами висела тишина...

Порой самые сильные обиды случаются в родных стенах. — Уйдёшь — не возвращайся! — крикнула мать, сжимая руками подол. С этих слов всё и началось, крепко засело под кожей на много лет вперёд. Тогда, в далёком девяностом, мокрая весенняя ночь отдавала глиной, дымом и каким-то особым тоскливым сквозняком — казалось, даже ветер провожает взглядом девушку в старом пальто. Анна помнила: шапку забыла схватить, волосы влажные, распущенные по плечам — иду, а сердце брыкается, как воробей за пазухой. Над головой...