Восьмёрка жизни

Во дворе выл ветер, тоскливо скрипели петли на калитке, тяжело вздыхала рябина под окном. По полу, из-под двери, тянуло холодом, Настя забралась с ногами на кровать, зарылась лицом в Пашину грудь, прячась от холода и несчастий, от обид, голодных ночей, хриплого кашля заключённых, который долго ещё будет чудиться ей по ночам. Если бы не Павел, лежать бы ей сейчас на жёстких щелястых нарах, тихо глотать слёзы и жаться к Матрёшкиной спине, пытаясь согреть и успокоить каждую ноющую тягучей болью косточку, каждую мышцу...

Родного, единственного сердца. Она сделает всё, что он хочет, лишь бы знать, что это сердце будет всегда стучать рядом. - Завтра расскажу, - Павел запустил пальцы в её волосы, осыпал поцелуями шею. Настя немного отстранилась: - Не понимаю. Почему не сейчас? - Не хочу, чтобы Матрёна знала твои планы. Чем меньше вы знаете друг о друге, тем больше шансов на успех. Настя, побег это ещё не всё, вам обеим надо найти место в жизни, устроиться. - Можно я с тобой устроюсь? – Настя обхватила его за крепкую шею...

Поговорить с Пашей не удалось. Вечером к нему зашли друзья, мужчины устроились на кухне, кyрили, разговаривали. По громким голосам, по звукам посуды Настя поняла, что и выпивaли тоже. Матрёшка от любопытства весь вечер просидела на лестнице, у крышки подпола, подслушивая беседу. - Про работу говорят и про технический процесс, - шептала она Насте в ухо. – Ещё про станок: только с завода, собирать надо, а инструкцию не прислали. Настя потянула подругу за край юбки, прижала палец к губам. Гости, хоть и выпили, могут услышать в погребе подозрительный шум...

Вечером он тоже пришёл. Постоял у двери, спросил, жива ли она ещё. Матрёшка, как могла жалобно, попросила хлеба. Особо притворяться и не пришлось, она держалась из последних сил. Паук посмеялся, пообещал дать, но недаром. - Наська, затыкай уши, - посоветовала Матрёшка. – Сейчас такое скажу, что с табуретки рухнешь, незабудка. Настя послушно заткнула. Не до конца. Кажется, она уже и без Матрёшкиных откровений знала, чего потребовал Паук. - Пашенька, я баба тёртая и пуганная, но с Пауком, да ещё и...

Лицо Настиного любимого и единственного мужчины вдруг изменилось. Глаза сузились, лоб прорезала морщина, губы сжались в узкую линию. - Кровь? – спросил он. - Ну, кровь, подумаешь, - беззаботно ответила Матрёшка, - чего уж так удивляться. Бывает у баб кровь раз в месяц, ты не знал? Кто мне в кaрцeрe тряпок принесёт? Настя поразилась Матрёшкиному бесстыдству. Зачем же откровенничать, можно было промолчать, Паша бы и сам догадался, не маленький. - Извини, - Паша кивнул в сторону шкафа. – Возьмите полотенца, воды пока два ведра, но вечером ещё принесу...

В чёрно-белой, холодной мгле качались низкорослые тонкие деревья, завывал ветер, бил снежными зарядами в лицо. - Матрёшка! Матрёшка! Подруга не отзывалась. Настя по своим следам пошла назад. Неужели подруга свернула в сторону, потеряла её и заблудилась? Сейчас, когда они почти у цели, и до заветной рыбацкой избушки осталось совсем недалеко? Матрёшка лежала между кустами. Свернулась калачиком, положила под щёку ладони в завхозовых рукавицах и, кажется, спала. Снег заметал её, торопливо накрывая белым неровным покрывалом...