Скрим

Замороженные щёки в уценённом магазине зимы Никому не продаются потому, что никому не нужны. Отхрипевшее когда-то, как собака на короткой цепи, Замороженное сердце не стучит. Чудес не будет. Терпи. Исподлобья туч нависли над глазами, голубыми, как день, Покупатель тут один, - судьба с бумажником, коса набекрень...

Его напор. Испуг и скорбь переплелись, и вылились босые, нагишом За синие ворота. Как странно… Голос, кажется, знаком. Как если он из половин, Где я одна, а он – другая половина. Теперь сращён. Такая вот родня...

Не хочу вина, яства не нужны, Нет ни сна, ни дня у моей весны. Я друзей своих столько раз звала, Да, видать, у них поважней дела. - Где вы, любые да бывалые, У дверей стою зазывалою! Будет всяк из вас обогрет и сыт, Белой скатертью круглый стол накрыт, Будет хлеб и мёд, будет жарево, Сколько можно вас уговаривать? Во главе стола камергершею Будет горькая запотевшая, До верхов нальём рюмки тонкие, Да хвалу споём во все лёгкие! …Не успела тень обежать вокруг, Не прошло и дня, появился друг...

Друг мой, твоё бремя велико и грозно. По карманам сколько бы ни скрести, Ни молиться до изнеможенья слёзно, Один чёрт, мне тебя не спасти. Друг мой, слышишь, кто-то звонко бает, Что, мол, жизнь прекрасна и хороша? Только что он знает умишка краем, Когда не пóжил ещё ни шиша... Друг мой милый, в ожидании рая Ты уже руки скрещиваешь...

Не мигают два волчьих глаза из темноты, Впереди – флажки.  И это уже не волк, а ты. То ли красным-красно в зрачках от флажков, То ли в них давно расплескалась кровь, Но мослы и мышцы готовы к прыжку, А ружья и охотники уже начеку… Как...

Раскалённые веки стужá и ширя, (Да какая разница, по кому), Скорбь, отнятая у всего мира, Воет в одном дому. Бабой воет. Простой, нехитрой, Кличет, бедная, горло рвёт, Прямо по сердцу ржавой бритвой, Вроде завтра же – ей черёд. Хитрость же в том И всея̀ шутка, Что у горя каждого есть резон, - Кричать долго, сколь хочешь жутко, Можно всякому о своём...