Рассказ " Клюквенный девичник"

Начало этой истории: Сентябрь в Ореховке выдался на редкость теплым и щедрым. Болота, укрытые россыпью рубиновых ягод, манили к себе, как магнит. Воздух звенел от птичьих перекликов и был густо пропах терпкой сладостью переспелой клюквы и дымком далеких гарей. В деревню, как и каждую осень, потянулись «ягодники» — горожане, готовые часами бродить по колено в коричневой воде ради заветных багряных бусин. Мария наблюдала за ними из окна родительского дома, который они с Николаем теперь приезжали проведать чаще...

Начало этой истории: Прошло пять лет. Балкон Марии уже напоминал не оазис, а небольшую, буйно цветущую плантацию. Рядом с клюквой и брусникой жили голубика, лекарственная календула и даже несколько кустиков лаванды, за которыми она ухаживала с особой нежностью. Это было её царство, её терапия и её маленький бунт. Отношения с Николаем сложились в подобие прочного, удобного бизнес-партнерства. Он обеспечивал статус и деньги, она — безупречный быт и репутацию образцовой жены. Он уважал её тихую уверенность и ум, который неожиданно проявился в советах по хозяйству, полезных для его связей...

Начало тут: Новая жизнь в Ельске оказалась просторной, сытой и… беззвучной. Квартира в благоустроенном доме, желанная для многих деревенских девушек, казалась Марийке стерильной и пустой. Не пахло хлебом и печным теплом, не слышно было мычания коровы из-за стенки. Звучали только шаги Николая, мерный стук его портфеля о тумбочку и тиканье ходиков в форме терема, подаренных свекровью. Николай был не злым. Он был… занятым. Предприимчивым. Он видел в жене не спутницу, а часть обустроенного быта, красивую и спокойную деталь своего статуса...

Деревня Ореховка, что под Ельском, тонула в предзимних сумерках. Дым из печных труб стелился низко, смешиваясь с туманом, поднимающимся с болот. Воздух пах дымом, прелой листвой и кисловатым запахом моченой клюквы — главного богатства этих лесов. Мария, или просто Марийка, родилась здесь же, в крепком срубе, в 1962-м. Её первая колыбель — старый короб от сундука, устланный мягким сеном и отцовским тулупом. Детство было соткано из звуков и запахов: скрип колодезного журавля, бабий крик «уты-и-и-иха!», созывающий стадо, терпкий дух хлебной печи и сладкий — цветущего льна...