Письма, которые не прочтут

Зачем я открыл письма после её похорон? Наверное, чтобы ещё раз убедиться, что был прав. Что она «сама виновата», что «нельзя быть такой слабой». Или чтобы найти там оправдание себе. А нашёл — приговор. Третий день после похорон. Квартира тихая так, что слышно, как в батарее перекатывается вода. Её тапочки стоят у кровати — носки внутрь загнуты, как она любила, чтобы «ножка не мёрзла». Плед, которым я столько лет бросал ей: – Накройся, старуха, простынешь — кто мне жрать готовить будет? – так и лежит на спинке кресла...

Когда-то она пела о любви, как будто и правда верила в каждое слово. В сером здании на набережной Москва-реки было тихо. Старый лифт подрагивал, как астматик, двери кабинетов были все на одно лицо – коричневый шпон, матовые таблички, запах бумаги, пыли и дешёвого кофе. В одном из таких кабинетов мужчина в простом пиджаке перелистывал пухлую папку с фотографиями. На глянцевых карточках улыбались люди – сияющие платья, блёстки, микрофоны, зал в огнях. Звёзды. Он не видел в этих лицах ничего особенного...

Она прилетела на Кубу в жёлтом льняном платье, с чемоданом, набитым лекарствами, гаджетами и какими-то странными детскими игрушками, которые он просил. Гавана встретила её горячим воздухом, запахом соли, бензина и жареных бананов. Уже в аэропорту она почувствовала себя туристкой, которая перепутала время: молодые девушки в коротких шортах, парни с гитарами, смех, музыка – как будто съёмки клипа. – Ми амор! – Мигель вынырнул из толпы, подхватил её чемодан, закружил в объятиях прямо посреди людского потока...

В свои 65 Ирина умела всё: умножать капитал, закрывать сделки, выходить из любых кризисов. Кроме одного — утреннего взгляда в зеркало, где деньги больше не отменяли возраст. Их было более 100 миллионов, но они не могли сделать её молодой. В тот момент, когда в её жизнь вошёл улыбающийся кубинец с глазами мальчишки, она ещё верила: любую трещину в душе можно залить валютой. Шестьдесят пять лет встретили Ирину Сергеевну аккуратно: курьер привёз тортик без сахара, косметолог — новый курс инъекций, ассистент — букет роз на пол-кабинета...

Он исчез внезапно. Без ссор, без объяснений, без следа. А потом оказалось — он не ушёл. Он просто начал жить свою жизнь. Впервые. После встречи с шаманом. Телефон лежал на столе экраном вверх, как маленький чёрный глаз, давно переставший моргать. Я сидел напротив, упёршись локтями в клеёнку, и тоже не моргал. Ждал, что вот сейчас — тренькнет, вспыхнет «Витёк» с той самой смешной фотографией, где друг в шапке-ушанке, с добытым гусем наперевес, ржёт, глядя на солнце. Что он скажет своим привычным,...

Когда Игорь в очередной раз сунул ложку в рот и при этом глянул на меня, как на подгоревший омлет — без вкуса, но с осуждением, — я уже знала, что запахло гарью. И не от омлета. Он поиграл бровями, положил ложку в раковину, будто и она его разочаровала, и сказал так, между чайным глотком и вселенским фиаско: — А вот у Вадима жена — как человек. Сначала я не поняла. Сижу, значит, в тапочках с оторванной кисточкой, в халате, который видел и ремонт, и кота после дождика, а мне говорят, что там — человек...