О. Генри.

М-р Кипплинг сказал: «Города полны гордыни и шлют друг другу вызов». Именно так; Нью-Йорк был пуст. Двести тысяч из его обитателей уехали на лето. Три миллиона восемьсот тысяч остались, чтобы присматривать за имуществом и платить по счетам отсутствующих. Эти двести тысяч — большие моты. Ньюйоркец сидел в саду на крыше и втягивал усладу через соломинку. Его панама лежала на стуле. Июльская публика рассеялась между свободными столиками так свободно, как обыкновенно рассыпаются аутфильдеры при выходе на площадку чемпиона крикета...

Примечание автора. Человек, рассказавший мне эту историю, жил несколько лет, как аутло (Аутло (outlow) — человек, об’явленный вне закона.) на Юго-Западе и занимался тем делом, которое так откровенно описывает. Его описание modus operandi может показаться интересным. а советы его ценными для пассажира при каком-нибудь налете на поезд. Оценка же удовольствий, получаемого участниками ограбления поездов, вряд ли соблазнит кого-нибудь заниматься этим делом, как профессией. Я передаю рассказ как можно точнее, почти дословно...

— Подумайте, рогулька! — патетически воскликнула миссис Кинсольвинг. Миссис Беллами Бэлмор приподняла брови в знак симпатии. Этим она выражала соболезнование и большую дозу явного удивления. — Вообразите: она везде рассказывает, — повторяла миссис Кинсольвинг: — что видела приведение в той комнате, которую занимала здесь, — в нашей лучшей комнате для гостей! Она будто бы видела привидение, несшее на плечах рогульку с кирпичами, призрак старика в блузе, курящего трубку и носящего кирпичи! Бессмыслица всего этого указывает на злой умысел...

Я сидел час, по солнцу, в кабинете редактора «Еженедельной Трубы» в Монтополисе. Редактором был я. Шафранные лучи убывающего солнечного света пробивались сквозь хлебные скирды на садовом участке Микаджа-Виддеп и бросали янтарное сияние на мой горшочек с клейстером. Я сидел перед конторкой на невращающемся винтовом стуле и писал передовицу против олигархии. Комната с единственным окном уже делалась добычей сумерек. Моими острыми фразами я срезал, одну за другой, головы политической гидры и в то же...

Капитан мрачно посмотрел на свою шпагу, висевшую на стене. В стоящем рядом шкафу висел его запачканный мундир, потемневший и потертый от погоды и долгой службы. Казалось, что так много-много времени прошло с той поры военных тревог… Ветеран тяжелых времен, пережитых родиной, он теперь силой женских ласковых глаз и улыбающихся губ был обречен на постыдную сдачу. Сидя в своей тихой комнате, он держал в руке письмо, которое только что получил от нее,- письмо, вызвавшее на лице его мрачное выражение...

Недавно я очутился в Техасе и осмотрел все старые места. В овечьем ранчо, где я жил несколько лет тому назад, я остановился на неделю. И, как все посетители, я с головой ушел в текущую работу, которая оказалась купаньем овец. Этот процесс настолько отличается от обыкновенного крещения человека, что нуждается в пояснении. Громадный железный котел с разведенным под ним огнем — половина всего адского огня — частью наполняется водой, которая скоро начинает неистово кипеть. Затем туда бросают известь,...