Истории сильных

Мне было всего пять лет, когда меня оставили одного в поезде. Я не сразу понял, что происходит. Вокруг суетились взрослые, пахло железом и чем-то копчёным. Мама вышла на минутку — «попросить чай у проводницы». Я помню: у неё дрожали руки, когда она застёгивала мой комбинезон. Она посмотрела на меня как-то… дольше обычного. А потом просто вышла. Я ждал. Пять минут. Десять. Полчаса. Двери захлопнулись, поезд дёрнулся, и я уставился в окно, в надежде, что она догонит. Но перрон исчез, и вместе с ним — она...

Когда мама умерла, мне было двадцать девять. Я тогда только вышла замуж и переехала в другой конец города. У нас с мужем была обычная жизнь. Работа, ипотека, редкие поездки на дачу, немного планов на будущее и совсем чуть-чуть надежды, что всё будет легко. А потом — звонок. Отец. Он остался один. Сидел в пустой квартире, не знал, как включить стиральную машину, растерянно смотрел в холодильник, где лежал одинокий кусок сыра и открытка с надписью от мамы: «не забудь, у тебя ужин». Я не колебалась...

Я родился в феврале. В городе, где никогда не бывало лета. Где снег лежал до апреля, где подъезды пахли капустой и уксусом, а врачи знали, что в роддоме №3 весна никогда не наступает. Моя мать сдала меня сразу. Без истерик. Без сцены. Родила. Подписала. Ушла. В карточке было написано: «отказалась». Фамилия — прочёрк. Имя мне дали медсёстры. Ярослав. Они так называли всех мальчиков, рожденных в январе и феврале. Просто шли по списку именинников. Меня передали в Дом ребёнка. Потом в интернат. Потом в другой...

Когда мне было 19, отец умер, а мать через полгода вышла замуж второй раз. Новый муж был нормальным, не лез в мои дела. Но в доме стало тесно — как морально, так и физически. Тогда я решил уехать. Брат сказал: «Живи пока у меня. Комната свободна, справимся.» На тот момент брат уже работал. Ему было 27. У него была машина, ипотека, и какая-то взрослая стабильность, которой у меня не было. Я был благодарен. Правда. Он забрал меня после института, помог перевезти вещи, даже купил мне постельное бельё...

Когда мама умерла, мне было 25, а моей сестре — 29. Она была старше, взрослее, с характером. Всегда брала на себя всё: решения, мнения, распределения. В том числе — и то, как распоряжаться мамиными вещами. Мы хоронили маму без ссор. Без сцен. Всё шло как будто по инерции — траур, похороны, поминки. А потом мы начали делить вещи. Точнее, не делить, а я просто смотрел, как сестра собирает сумки. — Это мне. Это — тоже. А вот это... не знаю. Нужна тебе кофемолка? — Нет, — отвечал я тихо. Я тогда не хотел ни спорить, ни доказывать, ни цепляться за предметы...

Когда мне исполнилось 18, у нас в семье случилось горе — умер отец. Внезапно, без предупреждения, инфаркт. Он был крепким, никогда не жаловался. Просто однажды утром не проснулся. Он был единственным мужчиной в семье, стержнем. После его смерти всё будто бы рассыпалось. Я остался с мамой вдвоём. Отец был предусмотрительным — он оформил квартиру, в которой мы жили, на меня. «Мало ли что», — говорил он. Но никто не думал, что это "мало ли" случится так скоро. Через полгода пришла повестка — армия. Я тогда даже обрадовался...