Воспоминания

В Мышегорске — городке, что забрался между двумя холмами, словно книжка-закладка между страницами старого фолианта, — стояла каменная башня с часами. Когда-то стрелки на ней отбивали жизнь местных жителей: звали на работу токарей, предупреждали школьников о перемене, подгоняли трактористов к обеду. Но лет десять назад главный механизм выдохся, колокол умолк, а башня превратилась в молчаливого старца, что забыл собственное имя. Дворники шутливо называли её «немой сторож», туристы — «симпатичным скелетом провинции»...

На краю посёлка Яхонтового, затерянного между двумя ленивыми речушками и pжавыми рельсами заброшенной ветки, стояло кособокое здание почты. Фасад облез, вывеска «Связь» держалась на одном гвозде, да и тот, казалось, собирался сбежать. Однако внутри скрипели тёплые доски пола, пахло древесной стружкой и мятой, а на столе всегда лежала нарезанная яблочная пастила. Здесь работала Варвара Игнатьевна — почтальонка, что служила бумажным мостом между Яхонтовым и больши́м миром уже сорок лет. В Яхонтове...

Утренний мороз тянулся по просёлку длинными нитями, будто кто-то невидимый вышивал узор прямо на воздухе. Автобус «ЛиАЗ», скрипя, выкатился к покосившейся остановке «40-я верста» и выплюнул из дверей всего одну пассажирку — Дину Корчагину. Дине было тридцать один: возраст, в котором город успевает подложить под спину мягкую подушку привычек, а сердце всё ещё бродячее. За плечами — серый рюкзак, в руках — деревянная шкатулка, пахнущая шалфеем; внутри шкатулки — набор крошечных колокольчиков разных тонов...

Станислава Малышева сошла с утреннего рельсового автобуса прямо на просоленную мартовскую платформу станции Крутая Пойма — кинуло в ноздри холодным дымком от торфяной котельной, да мокрым снегом пахнуло так бодро, что делает с губами: сам улыбаешься, хоть не хочется. Ей исполнилось двадцать восемь, в областном издательстве её уговаривали остаться редактором, но она вдруг подписала договор с «Почтой России» и подалась почтальоном в родное, давно не виденное село. «Зачем?» — дивились подруги-журналистки...

В Ключевке-Заречной все люди жили под постоянным акустическим навесом — дневным и ночным. Днём слышался далёкий, будто прибитый гвоздиком к горизонту, гул трансформаторной подстанции, которая стояла за болотом и питала единственную в округе метеостанцию. Ночью кричали солончаки: ветер шёл по выжженным лугам, словно дирижировал тысячеголосым хором кузнечиков-одиночек, и этот шероховатый шорох проникал даже в самые глухие жилища. Ключевцы привыкли; одни любили считать колебания гула вместо овец, пытаясь...

С каланчи старой пожарной части в посёлке Берёзовый Рынок всю зиму смотрело одно-единственное круглое окно: стекло в нём давно пропиталось туманами Отчины, а медная рамка облупилась, вроде старого семечка подсолнуха, но стоило лучу коснуться стекла, как вся каланча будто оживала, и казалось, что внутри кто-то дышит тихонько, терпеливо, как дышат дети под одеялом. У самого подножия башенки стоял маленький домик — бывшая сторожка, в которой поселился Тимофей Лоскутов, некогда городской часовщик, а...