Обо всём понемногу

В ту ночь мне снился Джим, тот самый Джим, провозгласивший себя "Королём ящериц", Джим Моррисон, the Doors. Это было вскоре после моего последнего Дня рождения, где самым частым пожеланием мне стало - "Чтобы я больше не пил". Хотя то же банальное пожелание "Здоровья!" мне пригодилось бы гораздо больше. Я рассказал об этом Джиму и он рассмеялся, он хохотал во всё горло, задрав свою патлатую голову вверх, пока у него из носа не побежала алой струйкой кровь. По этому и по его одуловатому лицу я понял, что он сейчас уже в Париже и осталось ему совсем немного, может день, а может два...

Почему-то никак не удавалось раскрыть глаза, хотя по ощущениям и лёгкой головной боли я предполагал, что давно уже заполдень и пора подниматься с постели.  Не понятно было только зачем, хотя причина нашлась прямо под рукой, я с трудом открыл глаза и потянулся к тумбочке за сигаретами. Сквозь сизый табачный дым часы бодро показывали 7 утра, начинался новый день. Ещё один из тех, которые, если их запротоколировать, можно без сожалений скомкать и выбросить в корзину для бумаг, ничего в них не было, ничего...

Под вечер, когда уже желтеет фонарями за окном, один из них, прямо напротив, уже который день подмигивает мне неисправно. Я чувствую, как что-то в нём искрит, но, не смотря на это, фонарь старается светить. Моргает только непрестанно светом, как будто вот-вот и сейчас заплачет. Мне чувствуется, как в нём всё дрожит. Возможно дело в лампе, и если её поменять, он перестанет дёргаться и станет светить ровно. Но он не гаснет. И вряд ли кто-то сможет ему её заменить, пока он не погас. Я отвернулся от него к стене и замер в ожидании сна...

- Да как же так то?! - она смотрела на меня сквозь быстро моргающие реснички и готова была расплакаться. Я к этому был не готов. - Тихо! - по-военному чётко рявкнул я и сделал лицо построже. - Так вышло. Такое случается. Она закрыла глаза и стала часто дышать, сопя носом. Получалось смешно, вроде помогало. Через полчаса мы пили кофе на кухне. Часть его опрокинулась на плиту пока варилось и теперь невыносимо пахло подгорелым. - Нет, ну вот объясни мне сейчас, как такое вообще возможно?! - помешивая сахар в чашке, уже спокойно спрашивала она...

Мой папа, которого я нечасто видел в детстве, а потому больше его додумывал, сочинял себе по мотивам его же рассказов, как он пятерых в драке уложил или как в танке служил, он был самым лучшим. Я знал его только с хорошей стороны, он же не жил с нами. А его армейские фотографии и медаль «За доблесть», которые он оставил у нас вместе с нами, они подтверждали правдивость его рассказов. Папа мой слушал только Высоцкого, любил и даже пел его под гитару. Я это слышал лишь однажды, сравнить было особо не с чем, я тогда ещё не знал оригинала...

— Что у тебя с ногой?! — удивился Женька, кивая на мою трость. Последний раз мы встречались с ним года три назад, а перед этим не виделись лет пятнадцать, мы дружили. Женя не раз меня выручал. — Вырезали миниск и связки в декабре. Сейчас лучше, но с тростью не расстаюсь, привык. Прежде всего нравится отношение, уступают дорогу, места в транспорте для меня обозначены. — А болит? — Уже меньше. — Я знаю, знаю, что такое миниски. У меня оба разбиты. Меня машиной сбило... И Женька начал рассказывать,...