Рассказы Алёнки

- Ты знаешь, разница почувствуется сразу: и в одежде окружающих, и в некоторых словах, даже в самом их произношении… - мама задумалась, слегка поджав губы. Оля впитывала каждое слово. Она рано проснулась и теперь с нетерпением ждала встречи с городом. Поезд замедлил ход, холодный воздух, пронизанный балтийским ветром, охладил дым поезда до тягучей густой массы, клубившейся на перроне. Пассажиры лениво покидали поезд, Оля бежала чуть не в припрыжку. Ленинград! Сколько ассоциаций у маленькой школьницы! Здесь и Аврора, и Эрмитаж, и ртутные волны Невы у Ростральных колонн...

- Вы сейчас серьёзно? – Алина поднесла пальцы к внутренним уголкам глаз, зажмурилась и устало вздохнула. Неужели за этим она долго тащилась за город, стояла в пробках в пятничный час-пик, ругалась на хамские перестроения, не успела кофе, в конце концов, взять? За этим? Разворачиваться было не в её принципах. Таксистка – не вынужденная её работа, она бомбит с особенным удовольствием. И, допустим, это не самые неприятные её пассажиры. Но всё-таки… Алина задумалась, кто же самые неприятные. Можно было бы подумать, что ей, хрупкой, сорокалетней, сложнее всего даются поездки с пьяными...

Деревенское кладбище производит странное впечатление. С одной стороны, за уютной оградкой, рядом с крошечной часовней (в ней стоят вышитые самодельные иконы и ящик с песком для свеч) могилы кажутся аккуратными клумбами с блёклыми цветами, а кресты - подпорками к ним. Памятники похожи один на другой, а ниже по склону ютятся столетние кресты в виде покосившихся домовых крыш. Спокойствие и умиротворение. Но за пару минут чтения фамилий на надгробиях душу сковывает страх. На сельском кладбище от силы десяток фамилий, словно одна большая семья закопана здесь по немыслимым обстоятельствам...

Вечер покрыл полуденные лужи коркой крепкого полированного льда. Грязный снег, ещё не успевший закрепиться на пространствах морозцем и утоптанностью ногами пассажиров пригородных поездов, высился глыбами на обочинах дорожек. Небо проткнули яркими блёстками звёзды. В воздухе стелился ни с чем не сравнимый запах электрички, такой приятный и раздражающий одновременно. Если утром он олицетворял сумрачную толпу недовольных лиц, иней на воротниках, сонное тепло вагона, то вечером становился признаком скорого прихода домой...

– В тот момент, батюшка, мне было очень и очень плохо. Я уже не знала, как жить и логическим завершением всей этой круговерти мне казалось одно: смерть. Она перестала меня пугать и казаться финалом напротив… Она стала в моих глазах началом чего-то нового. Так ведь нас учит церковь? Началом долгожданного покоя. Батюшка покачал головой. – Вы можете осуждать, но так и было! Я была ужасной матерью, я не справлялась с детьми. Они двойняшки, с началом осени они начали бесконечно болеть и эти бессонные...

Александра захлопнула дверь гаража и устало зашагала по слякоти февраля. Бурые домики на стоянке сиротливо жались друг другу, скрипели металлом на ветру, жаловались друг другу, у кого течёт крыша, у кого давно не смазаны створки, у кого барахлит замок. Саша кивнула на прощание охраннику, обошла шлагбаум и прямо за сторожкой заприметила пьяную компанию – четверо мужиков попрошайничали мелочь. Один из них увязался и за девушкой, но острая на язык Саша быстро пресекла все попытки выжать из неё жалость и десять рублей...