Совиные истории. Мир детства глазами Совы

Сова уютно примостилась у окна Андрюшиной комнаты, слушая, как Мама читает Андрюше на ночь книжку, и глядя на пылающий августовский закат, заливший город рыже-розовым светом. – «Если какой-нибудь хищник пытался обидеть слабого, ему давали здоровенную нахлобучку и ставили на лбу клеймо несмываемой краской»…[1] – Мама, а что такое «клеймо»? – Клеймо, сынок, это такая отметина, опознавательный знак. Мастера-ювелиры или кузнецы ставили клейма на свои изделия. А в древности клеймили людей – рабов. Не краской, как в Волшебной стране, а выжигали горячим железом прямо на коже буквы владельцев. Клеймили преступников, заключенных...

Серая влажная пелена обвила ветки деревьев, опустилась на ресницы травы, затуманила голубоглазое небо. Словно в ватном коконе, Сова сидела на дереве и дремала. «Уху!» – вздрогнула она, разбуженная какими-то странными рваными звуками. Сова заглянула в дом. Андрюша сидел за пианино и бабахал правой рукой в нижнем регистре, изображая грузную поступь динозавров и ужасающий рык. Серёжа ходил по комнате, рычал страшным голосом, подбегал к пианино и всей тяжестью наваливался на басы, сажая жуткую звуковую кляксу. – Это так тираннозавр Рекс – король динозавров – рычит! – гордо объявлял Андрюша. – Правда, страшная музыка? – Да, ребят, не то слово! – согласилась Мама...

– Сейчас, дружок, мы впустим воздушок… – Ой, Мам, хо-о-олодно! Дай мне одеялко с кротиком! – съёжившись, попросил Андрюша. – Хорошо, мой милый! – улыбнулась Мама, заботливо укрывая Андрюшу одеялом. – Смотри-ка, небо совсем чистое, и даже уже звёзды засверкали… – Мамочка, я хочу посмотреть! – взволнованно произнёс Андрюша и прямо в спальном мешке сполз с кроватки и, шурша, подошёл к окну. Мама обхватила Андрюшу, будто оберегая его от холодных сумерек, клубящихся в саду. – Вон там, над горизонтом ещё одна звезда зажглась! – прошептала Мама. – И там ещё! – ликовал Андрюша, рассматривая причудливый мерцающий орнамент и крепко сжимая Мамины руки...

– Мамочка, ещё! – просил Андрюша, уютно примостившись рядом с Мамой на скамейке у небольшого озера и болтая ножками. Склонившиеся косы ив, будто нашёптывавших что-то, ласково трепали бледно-розовые щеки погружавшегося в закатный свет озера. – Держи, мой золотой, это последний! – протянула Мама Андрюше очищенный фисташковый орешек. – Какой тихий вечер, даже уходить не хочется… – с лёгкой мечтательной улыбкой сказала Мама. – Тебе не холодно, дружок? Воздух уже начал остывать… – спросила Мама, обнимая Малыша. – Нет, мам! Давай нарисуем ещё что-нибудь палочкой на земле? – Уточку? – предложила Мама...

– Мама, ребята на улице, – Серёжа потянул Маму к двери за рукав. – Посмотрим! – Подождите меня, – откуда-то из-за кресла зазвенел Андрюшин голосок, а вслед за тем послышались торопливые детские шаги. Серёжа дёрнул ручку двери, и братья прямо в тапочках высыпали на улицу. – Мама, смотри! Тони надевает ролики, а Карло уже гоняет на велосипеде. Я тоже хочу! Вынесешь мне велосипед? – попросил Андрюша. – Хочу идти по асфальту, – твёрдо сказал Серёжа, заглядывая Маме прямо в глаза. – Ну, что ж… Наведите порядок в вашей автомастерской и можете идти гулять. Серёнюшка, тебе что вынести? Велосипед или самокат? – спросила Мама, опустив руку мальчику на головку...

«Когда же откроют дорогу?» – думала Сова, глядя на трёхслойный свежеиспечённый асфальтовый бисквит с гладким слоем сахарной мастики, об который, словно о раскалённую сковороду, обжигались капли дождя, с шипением превращались в пар и медленно таяли в воздухе. Всю технику давно увезли, но Сову мучило ощущение, что чего-то не хватает. – Мам, а дорога уже готова? – поинтересовался Андрюша, бочком пробираясь между ограждением и буйными зарослями боярышника. – Ещё чуть-чуть осталось, родной. Видишь, на дороге лежат такие металлические блинчики? – Я вижу! – обрадованно ответил Серёжа. – Я тоже вижу, – с небольшой обидой отозвался Андрей...