Рисовалки Андрея

Вы когда-нибудь замечали, как меняется лицо человека, когда он пересаживается из общественного транспорта в личный автомобиль, пусть даже взятый в кредит на сто лет? Или как меняется осанка у того, кто вдруг получил хоть какую-то, самую крошечную власть — скажем, стал старшим по подъезду или вахтером со шлагбаумом? Я вот люблю за этим наблюдать. Есть в этом что-то вечное, неистребимое и, честно говоря, гомерически смешное. Это та самая точка, где пафос разбивается о быт, а великое смешивается со смешным...

Я давно заметил одну странную штуку: если вы видите перед собой по-настоящему крепкую, логичную и точную карикатуру, то с вероятностью в девяносто процентов её автор в прошлой жизни проектировал мосты или перебирал карбюраторы. Есть в инженерном образовании какой-то секретный ингредиент, который превращает обычного человека в сатирика. Вот и Сергей Ермилов — классический подтверждающий пример. Представьте себе Комсомольск-на-Амуре конца пятидесятых. Город суровый, рабочий, где небо подпирают подъемные краны, а воздух пропитан запахом созидания...

Есть такая категория людей, которые всё время пытаются «исправить» мир. Они пишут гневные петиции, спорят в комментариях до хрипоты и пытаются переделать соседа под свой идеал. А есть Александр Шульпинов. Когда я смотрю на его работы, мне кажется, что он просто стоит в сторонке, чуть прищурившись, и с мягким татарским гостеприимством предлагает нам посмотреть в зеркало. Но не в то, которое висит в прихожей и беспощадно высвечивает морщины, а в такое... ярмарочное, веселое, где даже наши недостатки выглядят вполне себе симпатично...

Я бы охарактеризовал творчество Михаила Ларичева такой фразой: кто не жил в нашей стране в эпоху перемен, тот настоящего сюрреализма не видел. Мы привыкли думать, что художники — это такие возвышенные натуры в беретах, которые питаются вдохновением и дешевым вином. Но иногда жизнь подкидывает нам авторов, чья биография больше похожа на судовой журнал, чем на творческое резюме. Михаил Ларичев — именно такой случай. И когда я смотрю на его работы, я вижу не просто карикатуру. Я вижу, как человек, который командовал противолодочным катером, смотрит на нашу сухопутную суету...

Помните, как Ипполит в «Иронии судьбы» сокрушался, что мы перестали лазить в окна к любимым женщинам? Мне всегда казалось, что в этом его монологе сквозит не столько тоска по героическим поступкам, сколько усталость от предсказуемости. В советском кино, да и в жизни того времени, ухаживание было процессом регламентированным, но при этом удивительно живым. Был, знаете ли, какой-то азарт в том, чтобы добыть билеты в театр или просто дозвониться до девушки, не имея в кармане мобильного телефона, а имея только две копейки и замерзшую телефонную будку...

Есть такая старая мудрость: если вы не можете изменить ситуацию, попробуйте над ней посмеяться. Правда, обычно это советуют люди, у которых всё в порядке, тем, у кого всё летит в тартарары. Но есть особый сорт людей, для которых смех — это не защитная реакция и не попытка сбежать. Это способ навигации. Как компас. Я часто думаю о том, что наша жизнь — это затянувшийся анекдот, который рассказывают с очень серьезным лицом. И художники, подобные Борису Дёмину, — это те самые ребята с задней парты, которые единственные поняли соль шутки, пока отличники старательно конспектируют условия задачи...

Мода — штука коварная. Она как погода в межсезонье, ты вроде оделся по прогнозу, а через пять минут стоишь под дождем в сандалиях и чувствуешь себя персонажем анекдота. Я на днях зашел в торговый центр, просто за батарейками, и замер у витрины. На манекене висели джинсы, которые выглядели так, будто их только что отбили у стаи голодных доберманов. И цена у них была такая, что этих доберманов, видимо, кормили исключительно мраморной говядиной. -Я смотрел на эти художественные лохмотья и вспоминал свою бабушку...

Помните этот сакральный момент из детства, когда ключ от квартиры оставляли под придверным ковриком? Или, если уж совсем конспирация, в почтовом ящике, который закрывался на честное слово и кусочек проволоки. Сейчас это кажется безумием, какой-то сюрреалистической наивностью, но ведь так жил огромный пласт людей. И дело тут вовсе не в том, что воровать было нечего. Было. Хрусталь в серванте звенел, ковры на стенах висели, а уж импортный магнитофон вообще приравнивался к золотому слитку. Дело было...

Помните этот холодок, бегущий по спине в школьные годы? Учительница медленно ведет пальцем по классному журналу, в кабинете стоит звенящая тишина, и вдруг звучит оно — простое, короткое, но убийственное: «К доске пойдет...». Или даже хуже. Вы сидите, никого не трогаете, мечтаете о перемене, а над ухом раздается вкрадчивый голос завуча: «Иванов, а ты голову дома не забыл?» В этот момент понимаешь: наша жизнь — это не поиск ответов, как утверждают философы. Наша жизнь — это бесконечная полоса препятствий из неудобных, странных и вовремя (или совсем не вовремя) заданных вопросов...

Вы никогда не задумывались, куда деваются рисунки с полей школьных тетрадей? Ну, вы помните. Идёт урок химии, учительница монотонно бубнит про валентность, а ты на задней парте старательно выводишь в тетрадке шарж на соседа или на саму химичку. В этих рисунках было столько жизни, столько честности, сколько не найти ни в одном парадном портрете в золочёной раме. Мы вырастаем, тетрадки летят в макулатуру, а навык смотреть на мир с хулиганским прищуром у большинства атрофируется. Мы становимся серьёзными дядьками в пиджаках...

Помните этот сакральный трепет перед учительской? Это было особое место, своего рода Олимп, где вершились судьбы, раздавались «двойки» и «пятерки», а воздух был пропитан запахом мела, старых журналов и почему-то всегда немного валерьянкой. В советском кино, вроде «Доживем до понедельника», учитель был фигурой монументальной, носителем истины в последней инстанции. Даже если он ошибался, это была ошибка масштаба античной трагедии. Сейчас, глядя на современную школу со стороны глазами наблюдателя,...

Александр Зудин (бизнес) Помните, как у Горького в «На дне»? Сатин произносит свой знаменитый монолог о том, что человек — это звучит гордо, находясь, в общем-то, в декорациях, далёких от гордости. Или, если копнуть глубже, вспомните Диогена. Этот грек жил в пифосе (который мы по привычке называем бочкой), хамил Александру Македонскому и средь бела дня ходил с фонарём, разыскивая человека. Сегодня его бы, скорее всего, забрал наряд полиции за нарушение общественного порядка, а видео с заголовком «Сумасшедший дед троллит царя» набрало бы миллионы просмотров...