Рассказы. Страницы из Жизни.

Серое облако пыли тянулось за автобусом. Макар смотрел в окно, не различая очертаний знакомых мест. Три месяца на вахте измотали его до предела. Хотелось только одного — упасть на кровать и проспать сутки. Телефон в кармане завибрировал. — Ты уже близко? — голос Ани звенел от возбуждения. — Минут двадцать осталось, — Макар потер переносицу. — Что-то случилось? — У меня для тебя сюрприз! — выпалила она и отключилась. Макар поморщился. Сюрпризы жены чаще вызывали у него головную боль, чем радость....

Поезд тормознул так резко, что Егор чуть не приложился лбом о сидение впереди. Мобила вылетела из рук, шарахнулась об пол. Вокруг все заворчали, задвигались раздраженно. — Застрял, что ли, гадство такое... — пробубнил мужик напротив, откладывая газету. Егор нагнулся, нашаривая телефон под сиденьем. Пальцы наткнулись на что-то липкое. Бумажка от чупа-чупса, зашибись. На экране высветилось: «Маришка, 17:43». Три пропущенных. Егор со вздохом откинулся на спинку. Шесть месяцев на буровой пролетели как один долбаный день...

Подъезд встретил Дениса той же вонью, что и три месяца назад — прогорклой капустой и кошачьей мочой. Он замер, прижимая к груди потёртую дорожную сумку. Пальцы дрожали, когда он нащупывал в кармане ключ. — Давай уже, чё как не родной, — пробормотал он сам себе. Денис выдохнул. Последние деньги ушли на билет из Нового Уренгоя. Ни на шоколадку Машке, ни на цветы Тане не осталось. Да ладно, главное — дома. Его ждут. Замок щёлкнул слишком легко. Дверь подалась вперёд бесшумно, будто её недавно смазали...

— Папулечка приехал! — Танька подпрыгивала у двери, взвизгивая на каждом слове, как будто ее щекотали. Инка поправила волосы и размазала по губам помаду. Глянула в зеркало — глаза пустые, как у дохлой рыбы. Ну, ничё, не в первый раз. Набрала воздуха, чтобы растянуть лицо в улыбке, но вдруг горло сдавило так, что чуть не вырвало. — Ну чего копаешься? — Танька барабанила по косяку, выбивая дробь пяткой. — Он уже на третьем этаже! — Да иду я, иду, — Инка шмыгнула носом и потерла переносицу. Блин, только бы выдержать...

Влад с трудом втащил чемодан в прихожую. Дорожная сумка соскользнула с плеча и с глухим стуком приземлилась на пол. Ключи звякнули о настенную вешалку. Тишина квартиры давила на уши после грохота самолета и тарахтенья такси. — Ну, я дома! — крикнул он в пустоту и прислушался. Никто не ответил. Странно. Она же знала, что он прилетает сегодня. Два месяца вахты в Эмиратах тянулись бесконечно, и все эти дни он представлял, как Ирка бросится ему на шею. — Ирк, ты где? Лиза? — Он заглянул на кухню. На столе — сложенный вчетверо листок...

Чемодан закрыться не хотел, будто назло. Ирка навалилась на него всем телом — треснула молния. — Ты чё там вообще напихала? — Виталик стоял в дверном проёме спальни, ссутулившись под тяжестью рабочей куртки. От него пахло дорогой, железной дорогой и чем-то ещё, неуловимым — севером, наверное. — Ничё особенного, — Ирка отмахнулась, даже не глянув на мужа. — Стандартный набор. Купальник, платья, косметика... — Да у тебя туда слон поместится целиком. — И поместится! — она резко выпрямилась, и в позвоночнике что-то хрустнуло неприятно...

— Что значит «Открой, это мы!» в 12 ночи?! — воскликнула я, замерев у дверного глазка. Сердце скакнуло куда-то в горло. За дверью маячили три размытые фигуры. Бросило в жар, потом в холод. Сквозняк из вентиляции щекотал босые ноги. — Ма-а-ам! Ну открывай! Мы забыли ключи! — донеслось из-за двери. Миша. Мой сын. Которого я не видела пять лет. Пальцы вцепились в дверную ручку так, что костяшки побелели. Левая нога вдруг онемела, а правая непроизвольно топнула по полу, будто проверяя — настоящий ли он...

— Да сколько можно! — Миша с грохотом захлопнул ноут, когда дверь снова распахнулась без предупреждения. — Мам, ну хоть стучись! Его мать застыла в дверном проеме с корзиной выстиранного белья. Губа дрогнула, глаза забегали, словно ему опять двенадцать, и он спалился на сигаретах. — Извини-извини, — она попятилась, хотя несла его же трусы и носки. — Просто я... Просто... У меня руки заняты были. Миша потер переносицу. Шейные позвонки будто окаменели. — Локтем постучать не судьба? — буркнул он, но без запала уже...

Ключи впились в ладонь — острые, новенькие, ещё без потёртостей. Марина сжала кулак сильнее — до боли. Эта боль казалась правильной. Родной. Её собственной. Как и эти тридцать два квадратных метра за дверью с номером 47. — Алё, ты где застряла? — голос матери в телефоне звучал как всегда — с неизменными нотками претензии. — Мы уже полчаса ждём! — Подъезжаю, — соврала Марина, продолжая стоять перед своей дверью. Своей. После пяти лет экономии на всём. После отпусков, которых не было. После бесконечных подработок...

Леха глянул в окно и застыл. Знакомые следы на снегу вели от окна спальни его дома к забору соседнего дома. Маленькие, но четкие. Детские. — Твою ж... — выдохнул он, сжимая холодный алюминиевый край подоконника. Затылок тут же обожгло, словно кто-то приложил горячий утюг. За четырнадцать лет вахтовой работы Леха привык к пустому дому. Но сейчас — другое. Сын здесь. Впервые за три года привез его Катя на зимние каникулы. "Побудьте вместе, ему нужен отец", — сказала она вчера, кутаясь в этот свой дурацкий шарф...

Леха смотрел, как его пальцы вцепились в руль — костяшки побелели, а под ногтями скопилась чёрная каёмка. Последняя вахта выдалась адской. Тридцать дней в тайге, без связи, только работа, работа, работа. Думал об одном — о квартире. Ещё полгода таких вахт, и они с Наташкой наконец-то съедут от её матери. Подъезд встретил знакомой вонью. Лифт, как обычно, не работал. Леха поднялся на пятый, еле волоча ноги и сумку. Палец замер перед звонком. Что-то царапало изнутри, будто заноза под кожей. Достал ключи, повернул в замке...

Дождь хлестал по козырьку автобусной остановки, а Макар переминался с ноги на ногу. Сумка на плече казалась неподъемной, левое плечо затекло, ныло. Три месяца на Севере — спина отвыкла от нормальной постели. — Не подойдет, да? — Макар кивнул на расписание, обращаясь к женщине рядом. Она вздрогнула. Покосилась как-то странно, словно тень мелькнула по лицу. Отвернулась. Вода с козырька капала ей почти за шиворот, но она не двигалась. — Кать? Она дернулась. Руки вцепились в ремешок сумочки, пальцы побелели...