. Фёдор, в какой момент у вас появилось желание не только сниматься в кино, но и снимать его самому? Этим направлением в профессии я интересовался давно. У меня уже были опыты режиссирования в театре, и в сторону кино я тоже всегда посматривал — хотелось быть не только внутри, но и снаружи, что-то придумывать, реализовывать. Мне очень повезло, что со мной рядом оказался мой друг Роман Михайлов — замечательный писатель и режиссер, с которым мы вместе сняли этот фильм. Когда Рома рассказал мне буквально в трех предложениях свою идею, я сразу прочувствовал ее потенциал. Не было сомнений в том, что кино, снятое в такой дружеской конфигурации, будет понятно и интересно широкому зрителю? И когда мы взяли приз на фестивале, и когда нам дали прокатное удостоверение, я не мог в это поверить, потому что для меня это была своего рода лабораторная работа. Какой-то определенный круг людей наше кино уже оценил: кому-то понравилось, кому-то — нет, есть очень полярные мнения, и это хорошо. Мы старались говорить о том, о чем не могли не говорить. Если говорить о жанре, то для меня это совершенно очевидно метафизический реализм. Рома иногда говорит, что это эзотерический трактат. Многие сразу обращают внимание именно на это, а потом начинают смотреть и понимают, что мы уходим в какие-то совсем другие пространства и смыслы. Какие-то магические штуки происходят с людьми, которые живут по этим магическим законам. А когда мы познакомились и задружились с Ромой, то очень много говорили, и говорили на одном языке. Потому что если ты начинаешь говорить об этом с каким-то нормальным прагматичным среднестатистическим человеком, тебя обычно принимают за сумасшедшего. Тут надо сказать, что сначала Глафира сыграла в спектакле, который я ставил в БДТ по Маркесу, по магическому реализму, опять же, а потом доучилась и поступила в труппу. Понятно, что пришлось взять какую-то паузу в съемках, но я, честно говоря, ни минуты об этом не сожалею.ОК!