Когда мы рассказываем про иностранцев, мы рассказываем про то, каким оказывается «большой мир» по сравнению с «нашим миром», — и про то, каким он оказывался для нас в 60-е, 70-е, 80-е годы и по сей день. Про то, что было странным и страшным, экзотическим и повседневным, пугающим и привлекательным одновременно, — и что все еще не стало обычным, хотя и стало обыденным. Огромное спасибо всем, кто поучаствовал в этой подборке. Первыми иностранцами в моей жизни были немцы. Из ГДР. К нам подошли двое пожилых иностранцев, помню плохо — нам было лет по пять примерно с сестрой. Подарили нам две пары капроновых гольфов, таких нереальных — прозрачных, с мелкими шариками нашитыми. Потом, когда я стала подростком, почему-то очень стыдилась этой истории — мы же не попрошайки! (Olga Levasheva) В нашу школу в 1989 году приехали заграничные дети в одежде таких ослепительных цветов, которых не было в природе. (Neanna Neruss) Где-то в середине 60-х к бабушке приезжали ее старшие сестры из Америки. Почему-то встреча была в известном пансионате на Клязьме. И я помню, какое впечатление производили бодрые американские пенсионерки в ярких, чуть ли не розовых, брюках, не говорящие по-русски, на пансионатскую публику — на них смотрели как на инопланетян. (Yuri Albert) К маме в Третьяковку приехала румынка, тоже музейщик. Вообще вокруг деда все время вились какие-то иностранцы, но Белли всякие доставались ему, а нам он студентов отправлял. (Нелли Шульман) Летом 1988 года, когда меня только-только приняли в пионеры, я поехала в лагерь полноценным человеком — теперь наш отряд участвовал в линейках в белых рубахах с красным галстуком. Но внезапно алый галстук поблек и перестал радовать: к нам приехала по обмену на недельку группа ровесников из Восточной Германии. А свой красный галстук я благополучно обменяла на голубой, но в школу в нем ходить мне почему-то не разрешили. В лагере у нас, советских, были побудки под горн и линейки с пионервожатым 40 лет с красным галстуком.PostPost.Media