1 Область Обломова – сладкая, сонная, мечтательная, и – напрочь лишённая зла. Не-деяние в буддизме подразумевает именно не совершение зла, поскольку почти всякое человеческое действие косвенно подразумевает оное; и Гончаров, едва ли интересовавшийся буддизмом, творя очень русский тип, словно отразил сияющие дуги мультикультурности, пронизывающие космос человечества. Штольц необходим: мир невозможен без полюсов, но он – искусственный для Гончарова: писатель разливается, растекается счастьем, выписывая Илью Ильича, и словно отрабатывает определённую программу, созидая подвижного, энергичного друга-антипода. Обломов умён, он многое помнит: не зная зачем. Обломов остро чувствует, что всё человеческое – активное ли, пассивное – скатывается в бездну смерти, о которой достоверно едва ли что-то узнать; и, окружённый массою деталей, он словно проходит сквозь них. Он хорошей человек, на которого нельзя ориентироваться… …какое мощное, сытное письмо предлагает Гончаров; как плавно, вбирая все ракурсы реальности, разворачивается оно, звуча шире, гуще, насыщенней. Ленты лет опоясывают лежание Ильи Ильича; сладко дремать, худо выбираться из сладости; однако, придётся, придётся всё равно. Как не стал мир Гончарова менее современным: черпавший из своего времени, апеллировавший к вечности, он создал тома, прочно возвышающиеся над сгустками и массами временнОй суеты, столь присущими человечеству. Но душа Ильи Ильича, сколь можно судить, погружаясь постепенно в тёплые слои романа, вполне светла, хотя и не будоражит тело, не призывает его к деятельности. Обломов не делает зла – более того: он предельно далёк от оного. Гончаров великолепен: его тугое и плотное, как виноградные гроздья, письмо, будет поражать стилистическими возможностями – как огромного писателя, так и языка, предлагающего таковые – а ведь от языка, в который мы рождаемся, также, как в физиологическую жизнь – зависят культурные возможности нации… Область Обломова – сытая, сонная, бестревожная, лишённая зла… Гончаров разливается, выписывая сладкую вечную дрёму Обломова, где мерцают поэтические острова – туманные, дальние. Гончаров сосредотачивается, чтобы делать Штольца – великолепно-энергичного, делового, противостоящего Обломову полюсом жизни… Мощный дар Гончарова был опрокинут в прозу: или вознесён до неё: в поэзии Гончаров не оставил никакого следа; но речь его – взмывающая в верхотуру метафизических небес, и стелящаяся по земле, чтобы вобрать в себя, как можно больше жизненных деталей и подробностей, поэтична сама по себе…Клаузура