Сказать, что он злился на Петрова, ничего не сказать. Он перся в эти верхние е***я с одной целью — морду ему набить. Сходу. Выйдет из Лексуса и херак ему в харю! в харю!
Оторопел, когда почувствовал, как сжатым кулаком молотит перед собой воздух. Тут же перехватил руль. Стиснул так, что костяшки пальцев побелели. Затылок тошнотно наливался «свинцом».
Б***ь… Этот урод его доконает прежде, чем он сам до него доберется.
Нашарил в кармане пиджака капотен. Злость подгоняла, не давая сбросить скорость. Удерживая руль одной рукой, другой принялся выдавливать малюсенькие таблеточки прямо в рот. Из четырех две выпали и бесследно исчезли под сиденьем. Бошка трещала на пять таких капотенин, что толку с двух?
Надо просто прекратить психовать, взять себя в руки. Иначе, никакая «скорая» сюда не доедет. И худеть надо, да. Это невозможно прямо.
Он попытался расстегнуть ворот рубахи, сдавливающий горло. Черта с два! Пуговицы эти, такие же как капотенины, верхняя уже составила им компанию под сиденьем.
Что ж эта за херня такая! Почему вокруг все мелкое? Пуговички, таблеточки… Мелочь все портит.
Мелочи выводили из себя с самого детства. Он ненавидел Лего. Все любили, а он бесился до истерики. Хотя, сначала тоже любил. А как иначе? Все на этом Лего помешались. Только и разговоры, кому какое купили, да кто что собрал. Вот и он за всеми хотел, просил у родаков, канючил.
Дорогущий по тем временам набор подарили на день рождения. Радости полные штаны! Сидел-ковырялся час, не меньше, подбирал одну детальку к другой, старательно, точно по инструкции. А под конец оказалось: не хватает какой-то одной штуковины. Китайцы, чтоб их, не положили в комплект. И все! Все сидение его, все корпение к чертям собачьим!
Как он рыдал, как швырял недоделанную поделку (уж, не вспомнить, что это было: машинка, самолет…) о стену, потом топтал ногами рассыпавшуюся по полу мелочевку. Мать отправила в угол, отец пригрозил ремнем. Вот такой праздник вышел. Раз в году.
Не зря кто-то умный сказал: «Дьявол в мелочах». Прав был. Чертовски прав! И делишки людские, мелкие, все портят, все отправляют к херам. Куда, собственно, и полетел контракт с китайцами. Спасибо тебе, Петров, друг детства! Сволочь мелочная! Ну повздорили, бывает, из-за мелочи, кстати. Не увольняться же вот так из-за херни какой-то, бросить все, что столько лет делали, по крупицам собирали: нишу на рынке отыскивали, клиентскую базу… Вышли, так сказать, на уровень, и на тебе заявление ему на стол: по собственному.
А вот взял и подписал. А что, он смотреть на эти вы***оны должен? Иди, милок, лесом, раз надумал. Какой ты зам после этого? Правильно, такой же, как друг. Никакой!
Да все дело в том, что без Петрова китайцы контракт подписывать не собираются. Сволочи те еще. «Господин Петров нам представлял проект, мы ему доверяем». Вынь им господина Петрова и положь.
А вот и вынет. Ничего. Ради компании он себе на гордость наступит. Это господин Петров может себе позволить уйти без шапки в ночь холодную. А у него компания. И это не только годы жизни без отпусков и выходных. Это — куча народу, которые так же без отпусков и выходных. И контракт этот нужен до зарезу.
Внутренний монолог прервал указатель: Верхние Чепыжки 7.
Считай, приехали, каких-то семь км и мы в Чепыжках, мать-перемать! Какая господину Петрову культурная столица? какие китайцы? Его величество изволили обидеться и свалить в Чепыжки. Ничего, и мы не гордые. В Чепыжки так в Чепыжки.
Легко Чепыжки не сдавались. Промесив грязищу все семь километров, Лексус безнадежно увяз сраном месиве, когда до крайнего дома было рукой подать.
Паркетник говенный! Надо было Геленд брать. Хотя, за каким хером? Он что, каждый день в эти Чепыжки ездить будет? Это пусть Петров берет. Вот только теперь ему, пожалуй, и на уазик не наскрести.
Открыл дверь, собрался было выйти, но так и завис с выставленной вперед ногой над жирным месивом.
Чтоб тебя! Да тут по колено!
Засунул ногу обратно, захлопнул дверь.
И как они тут живут, эти чепыжники? Или правильно чепыжцы? чепыжане? Один хрен! Че делать-то?
Достал телефон. С самого увольнения Петров на звонки не отвечал. А потом и вовсе «аппарат абонента выключен или…»
Или. Именно оно — нет сети.
Какое-то время машинально перелистывал иконки: Ватсап, Телега, Вк, Яндекс… Все бесполезно без одной мелочи — вертикальных палочек в верхнем углу.
Только сейчас почувствовал, как дико устал. Половина шестого, выходит, он уже двенадцать часов на ногах. Ну, часть из этого времени на колесах, конечно. И в переносном смысле тоже. Назойливой мухой зудело внутри беспокойство по поводу капотена, вернее, его отсутствия. Хорошо было бы и поесть. Да хотя б попить. Сразу после напряга с китайцами запрыгнул в Лексус и понесся в эти ебе… Чепыжки, на эмоциях даже не подумав захватить хотя б бутылку воды. Стоило подумать, что воды нет, и сразу дико захотелось пить. Есть. Спать. Видимо капотен все же подействовал. Положил руки на руль, опустил на них голову, прикрыл глаза. Буквально на минутку.
Петров что-то втирал китайцам, они улыбались, кивали и уползали друг за другом на четвереньках. Череда китайцев уходила в дальние дали до самого Китая. Ему захотелось сфотографировать это на память, но иконка с фотоаппаратиком ползала по экрану телефона и он никак не мог попасть в нее пальцем. А когда попал, включился видеозвонок. Звонил Петров. Только почему-то не звонил, а стучал прямо в стекло экрана, с другой стороны… окна.
В глаза будто песок насыпали — отвратительное ощущение, еле проморгался.
Петров никуда не делся, заглядывал через тонировку, лыбился шире хари. Припомнилось, что хотел выскочить и ему в эту харю втащить, но вот лыбится человек, как ему втащишь? В лыбу что ли? Опустил стекло двери.
— Здрасьте, Роман Сергеич! Вы к нам каким ветром?
Сейчас морда уже треснет, ну нельзя так улыбаться!
— Ну, здравствуй, Петров! По имени-отчеству тебе показалось мало, ты решил повыкать?
— Так я ж помню: вы начальник, я говно.
Внутри полыхнуло. Помнит он…
— А то, что не начальник я тебе больше. Забыл? Тут помню, тут не помню, что ли?
— Так вы сюда приехали напомнить мне, что больше не начальник? Добби свободен?
— Изгаляться не надоело?
— Надоело. Вот только…
— Что?
— В этот раз я «носок подарю». Вернее сапоги.
Петров поднял руку, демонстрируя пару новеньких кирзачей.
— Чего? Какой носок?
Он уже соскочил со смысла нескончаемых петровских каламбуров.
— Сапоги, говорю, надевайте.
— Не выкай!
— Не буду.
Ноги с хлюпаньем вязли, с чавканьем вынимались из липкой няши, чтобы с хлюпаньем завязнуть вновь. Так и шли: шаг в шаг, чавк в хлюп…
Оступился, нога заскользила. Сердце ухнуло. Едва не растянулся в липкой няше. Ругнулся трехэтажным, плевать, что Петров морщится. Противно ему, видите ли. На грязищу чепыжкинскую морщился бы.
— Что ж вы такую грязищу развели непролазную?!
— Что это «мы»? Так исторически сложилось.
Все хихикает. Достал просто своими прибаутками.
— Ты балагурить можешь сколько угодно, но как вы в грязи-то живете?
— Мы не в ней, мы дальше.
— Издеваешься?
— Нет, конечно. Издевательство — это без кирзы грязь месить, а я тебе сапоги принес.
— А Лексусу моему ты тоже сапоги принесешь? Тачка увязла.
— Не парься, дядя Коля трактором дернет.
— За***сь! А сейчас как?
— А зачем тебе в Чепыжках Лексус?
— Действительно. Вообще лишнее.
От собственного сарказма сводило скулы.
— Ты вот мне, Петров, одно скажи…
— Одно.
Желание втащить в харю появилось снова.
— Не придуривайся!
— Окей. Чего сказать-то?
— Вот у тебя квартира была…
— Съемная.
— Ну ок. Но ведь деньги и на свою были.
— Однушку в Девяткино.
— Но были?
— И сейчас есть.
— Почему тогда Чепыжки?
— Мы не скажем, мы покажем!
Не выдержал, ткнул кулаком в щуплую петровскую спину. В ответ тихий смех.
Все может поменяться: даже офисная чистота на чепыжкинскую грязюку, а Петров, как был придурком, так и останется. За ним смертушка придет, он ей улыбнется и пошутит.
Дорожное чавканье закончилось, начались сами Чепыжки с тропинкой, поросшей конотопом. Под ногами крутились деловитые куры. Петров топал на них. Они подпрыгивали для порядку, разбегались, но тут же собирались в кучу, продолжая путаться под ногами.
— Твои?
— Зачем?
— А Чепыжки зачем?
— Терпение, мой друг!
— Во как! Снова друг?
— Всегда.
— Что ж ты тогда так?
— А ты?
Дальше шли молча.
За калиткой петровского дома их встретил огромный мохнач. Вместо хвоста обрубок. Вилял всем задом. Не лаял, лишь тихо посвистывал, подставляя огромную башку для поглаживания.
— Больно добрый для охранника.
— Так и не охранник, друг.
— Я смотрю, тебе каждая собака — друг.
— Все лучше, чем враг.
В дом Петров не позвал (и слава богу, деревенской экзотики и без кривой избы выше крыши), повел через заросший огород, через поле, засаженное картофелем.
В поле копошились старики и старухи. Все напоминали снующих кур, один старик доброго мохнача. Старикам Петров пожимал за руки, старушкам кивал и улыбался.
— Новый коллектив? — спросил, как перешли поле и направились к леску.
— А почему нет? Всюду люди.
— Люди… Что ж ты про людей не думал, когда дело бросал?
— Только про них и думал. Стой! Пришли.
От неожиданности налетел на внезапно остановившегося Петрова. Тот пошатнулся, но с места не сдвинулся, словно уперся в невидимую преграду.
Преграда оказалась видимой: под ногами шевелился круг. Рыжие лесные муравьи ползли друг за другом прямо поверх мертвых тел своих собратьев.
— Чего это они? — прошелестел губами, горло перехватило от омерзения.
— Это называется «карусель смерти». Читал, что какой-то сбой у них. Они, когда еду находят, выделяют что-то…
— Писаются от радости.
— Типа того. Чтоб другие по их следу пищу нашли. А когда натыкаются на свой собственный след, начинают носиться по кругу. Просто. Без смысла. До смерти.
— Слушай, Петров. Хочешь дом с огородом, куплю я тебе участок в Гатчине. Всяко ближе твоих Чепыжек. Разводи там собак, курей, ферму муравьиную. Муравьев он мне показывает… Думаешь, я тупой, без муравьев не понимаю? Да! Все мы копошимся по кругу. До смерти. И мы, и китайцы. А тут что, не так что ли? Утром встал, курям дал, поросятам дал, и на картоху кверху задом. То посохло, то вымокло — все разнообразие. Тут не круг, скажешь?
— Круг.
— А коли круг, че ты упорол в эти Чепыжки?!
— Чтоб сделать вот так.
Носком кирзача Петров пересек движение насекомых, «разорвав» круг. Муравьиная очередь потекла в образовавшийся выход.
— Да ты прямо муравьиный бог.
— «Я стал доступен утешенью; за что на бога мне роптать, когда хоть одному творенью я мог свободу даровать!» Пушкин.
— Петров! — закашлялся от крика, потом просипел: — Поехали, а?
И тут придурок подчерпнул пригоршню земли, кишащую муравьями, и высыпал прямо ему на плечи.
Дико матерясь, он принялся стряхивать с себя расползающихся насекомых. А потом сделал, что хотел с самого начала, зачем, собственно, и ехал — вдарил. И замер в ожидании ответного. Ничего, не привыкать. С детства этот малахольный огребал первым, а потом навешивал в ответ таких люлей, что мама не горюй.
Почему-то вспомнились дедушкины часы с треснутым стеклом над циферблатом. Секундная стрелка, как живая, ползла по кругу, подергиваясь на каждом делении. Смотреть на это дрожание было почему-то противно, оторваться невозможно.
Бей уже! Сколько ждать, на второй круг пошло…
Дед на работе умер. За день до выхода на пенсию. Сердце. Че ты ржешь, козел?
Тут он понял, что стоит зажмурившись и не может оторвать мысленного взгляда от дедовых часов.
С трудом открыл глаза. Петров на картанах нависал над муравьями, смотрел, как круг вытекал в прямую.
— Сколько время? — спросил, не отрывая взгляда.
Вот и телефон пригодился: 19:45
— Дядю Колю перехватить надо, пока не настаканился. Дернем твой Лекс и…
— Что «и»?
Петров кряхтя распрямил колени, и, высоко выбрасывая их перед собой, активно работая согнутыми в локтях руками, потешно потрусил по кругу.
Автор: Виктория
Источник: https://litclubbs.ru/duel/1877-v-chepyzhki.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: