Настя не ожидала ничего особенного от похода в гости к подруге бабушки. Тем сильнее был ее шок, когда она лицом к лицу встретилась со своим отцом. Одновременно с этим пришло осознание: все они, и мама, и бабушка, и бабушкина знакомая – были в курсе происходящего. И только одна она, Настя, выступала в роли дурочки, которая обо всем узнает последней.
Продолжение. Предыдущая часть здесь
Зато теперь понятно, почему бабушка звала ее с собой к этой знакомой. И почему Насте от нее было столько подарков, на каждые дни рождения и новогодние праздники.
Сейчас же Настя бежала по двору, от слез не видя ничего. Ноги попадали в проталины, ледяная вода, которая брызгала из-под разламывающихся ледяных корочек, покрывавших лужи, обдавала Настю с головы до ног злыми, холодными иголками. Но Настя ничего не замечала. Кроссовки уже промокли насквозь, а ей все казалось, что внутри нее столько яростного огня, что им можно воспламенять дома, сжигать все вокруг, как напалмом.
Увидев какую-то беседку, девочка забежала внутрь, упала на скамейку и разрыдалась, закрыв ладонями лицо. Боль в грудной клетке была такой сильной, что Настя подумала: наверное, именно такие ощущения у тех, кто говорит: «У меня сердце разрывается».
Маленькое, детское сердце Насти сейчас именно разрывалось от боли, от обиды. Сколько раз она представляла себе эту встречу. Долгими ночами придумывала вымышленные диалоги между нею и отцом, обдумывала, какие слова она бы ему сказала, о чем спросила. И даже план мести у нее тоже был. Точнее, их было много. В то время, как Настя взрослела, изменялись и ее планы, они становились серьезнее, обрастали подробностями, масштабом. Но суть всегда была одна и та же. «Я тебе отомщу».
А сейчас, вместо того, чтобы остаться и высказать ему все в лицо, она просто сбежала… Как же это глупо… Как стыдно…
***
Кто-то сел рядом с Настей на скамейку и укрыл чем-то теплым.
- Привет! Я Павел. А тебя как зовут? – Услышала Настя.
- Не ваше дело. – Настя движением плеча сбросила с себя куртку, хотя после этого ей стало в разы холоднее. Она ощутила, как, оказывается, успела продрогнуть.
- Понимаю тебя. Я сам сейчас в шоке от происходящего. И, как ни странно, у меня ситуация еще сложнее, чем у тебя. Ты, насколько я понимаю, хотя бы представляешь, кто я такой. А я узнал о твоем существовании только полчаса назад.
Глаза Насти сузились от злости:
- Давайте, давайте, давите на жалость. Весь такой бедный, несчастный, добренький, курточку свою отдал. А я такая хамка неблагодарная, да?
- Я этого не говорил. Слушай, действительно холодно. Если ты простудишься – этим ты уж точно никому ничего не докажешь. И отомстишь не мне, а сама себе. И маме. Она будет переживать.
- Класс. Я еще и тварь неблагодарная, которая доводит мать. А вы белый и пушистый. И с чего вы взяли, что вам кто-то собирается мстить? Много чести! – Зло сказала Настя.
- Я просто испытывал что-то похожее. Примерно в твоем возрасте. Мне тоже казалось, что все меня предали, что близкий человек обманул. Что я один на один со своим горем. Что просто обязан всем доказать, как сильно меня мучает боль. Что только я понимаю, как это – когда сердце разрывается изнутри. Только потом я понял, каким был эгоистом. Собственные страдания были для меня самым важным в жизни. Я не думал ни о ком, кроме себя и своей обиды.
Настя молчала. Несмотря на то, что она ненавидела этого человека, его слова странным образом были ей близки. Как и его чувства. "Сердце разрывается изнутри".
- Смотри. – Продолжил Павел, и закатал рукав. Вся рука была исчерчена шрамами на запястье. Они были побелевшими от времени, но все еще заметными.
- Я не настолько дура! – Дернула плечом Настя. – Этого я делать точно не собираюсь.
- Навредить себе можно разными способами. То, что ты сейчас сидишь с мокрыми, ледяными кроссовками, вся трясешься от холода, и твои губы уже побелели и начинают синеть – это все может убить тебя даже быстрее, чем мой способ. Надеюсь, ты не желаешь своей матери пережить то, что когда-то пережила моя, увидев меня в ванной без признаков жизни.
- Это совсем другое… - Неуверенно возразила Настя, и тут же почувствовала, что зуб на зуб не попадает, она даже говорит с трудом.
- Предлагаю вот что. Ты же понимаешь, что теперь нам в любом случае придется поговорить. Мы не можем игнорировать существование друг друга. Я вижу, что ты не особенно хочешь общаться, но нам как минимум нужно высказать все друг другу. Потому что не знаю, как тебе, а мне уже по горло хватило всех этих тайн. Давай мы разберемся во всем без этих посредниц. А то от их добрых дел во благо нам, чувствую, пора спасаться.
Если бы Павел взял для разговора другой тон, если бы он стал сюсюкать с Настей, как с маленькой, суетиться, клясться, извиняться, заглядывать ей в глаза с видом побитой собаки – она бы точно не выдержала и послала его. Но общение с ней, как со взрослой, как с равной, не оставляло другого выбора, кроме как и самой вести себя соответственно. В конце концов, она действительно не ребенок, она – взрослый человек, который решает все сложности по-взрослому.
- Ну и как вы собрались разбираться? – Хмуро спросила Настя. – Надеюсь, вы не ждете, что я брошусь к вам на шею с криками «Привет, папочка?!». Этого точно не будет. Я вас знать не знаю, и не хочу узнавать.
- Разобраться во всем можно только одним способом – поговорить, как взрослые люди. – Ответил Павел, игнорируя Настин выпад в свой адрес. – На вот, держи все-таки. А то и говорить скоро не сможешь. – Он протянул ей куртку, которую Настя молча натянула на себя.
Куртка была большая, ладони утонули в рукавах, но это было хорошо – Настя совсем не чувствовала рук. Теперь ей стало гораздо теплее.
Павел же продолжал:
- Предлагаю и дальше вести себя по-взрослому. И в первую очередь, давай позвоним матери. Она волнуется. Успокой ее, скажи, что с тобой все в порядке, тебя не похитили цыгане, ты не утонула в ледяной реке и тебя не переехал грузовик. Скажи, что нам нужно поговорить. И еще – постарайся, чтобы она успокоилась. Самое главное, что я усвоил из того урока с порезами: никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя заставлять своих близких страдать из-за тебя.
Настя хмыкнула и взяла протянутый ей телефон, на котором уже высветился номер, только что набранный Павлом. «Мама».
***
- Паша звонит! – Воскликнула Антонина Михайловна, хватая мобильный телефон-раскладушку. – Вдруг что-то о Насте?
Катя и Светлана Петровна замерли.
- Да, сыночек! – Закричала в трубку Антонина Михайловна. – Ты нашел Настю?!
- Алло. – Ответила девочка. – Позовите, пожалуйста, маму.
- Настенька, доченька! – Катя вцепилась в телефон с облегчением, раз Настя звонит с телефона Павла, значит, жива-здорова. – Где ты? Возвращайся скорее, мы тут все с ума сходим.
- Мамочка, пожалуйста, не волнуйся. Все хорошо. Не ждите меня. Идите с бабушкой домой. Я приду сама, попозже. Мне просто нужно поговорить.
Павел нажал «отбой» и сказал:
- У меня машина на стоянке, здесь рядом. Поехали ко мне домой. Хотя бы кроссовки свои снимешь, с них уже вода стекает. Удивлюсь, если не отморозишь ноги.
Настя кивнула. Все оставшиеся силы она потратила на разговор с мамой. Чтобы ее голос звучал максимально спокойно. А сейчас она мечтала только о том, чтобы снять ледяную обувь и согреться.
Они сели в машину, и Павел предложил:
- Снимай обувь, я печку включил, сейчас согреешься.
- Что, прямо здесь снимать? – Удивленно посмотрела на него Настя.
- Да. И не надо стесняться. Понимаю, что я для тебя враг номер один, можешь меня ненавидеть, но только не стесняться. Чтобы ты знала, эти шрамы я никому никогда не показывал. За шестнадцать лет ты первая, кто их видит. Даже мать не видела.
- Серьезно? – Вырвалось у Насти, которая торопливо принялась стаскивать с себя обувь.
- А смысл мне врать? Ты и так думаешь обо мне все самое плохое. Мне нечего бояться. И я в принципе не собираюсь ничего от тебя скрывать. Уже говорил: вранье сломало мне жизнь. Тебе, похоже, тоже. Давай никакого вранья между нами, хорошо? А ненавидеть – это можешь сколько угодно.
- Как скажешь. – С вызовом ответила Настя, и, помолчав, добавила: - Меня Настей зовут.
***
Читайте также: