Тетя Валя была моей дальней родственницей. Строгая, громкая и грубая, с ней было лучше не вступать в диалоги, а спорить вообще опасно для жизни. Она - всегда права и это не обсуждалось. Выглядела она соответственно своему характеру - грузная, высокая, с короткой стрижкой и сердитой складкой меж широких бровей. Любимым ее занятием была рыбалка. Каждый день она неизменно сидела с удочкой на мостике, неподалеку от нашей школы. Когда я девочкой проходила мимо нее, она на сухо здоровалась со мной и иногда угощала яблоком.
Спустя лет десять я стала замечать тетю Валю в храме. Здоровье ее пошатнулось: сахарный диабет и еще куча болячек сделали тетю Валю настоящей бабушкой. Она уже еле ходила, опираясь на палочку, и пару раз была при смерти.
Правда, характер у нее ничуть не изменился. «Чего это он орет у тебя как бешеный?! Ну-ка успокой его быстро!» - как-то выступила она в полный голос на моего трехлетнего сынишку, что плакал в храме. Меня тогда это жутко возмутило. В следующее воскресенье она уже совала ему красное яблоко после причастия со словами: «На, Мишенька, угощайся!» К Таинству причастия она подходила всегда первой, не стесняясь, расталкивала всех своими широкими плечами. «Я болею, мне тяжело стоять!», - отвечала она громко на весь храм тем, кто было пытался возмутиться. У меня от такого поведения глаза лезли на лоб: «Неужели нельзя вежливо попросить!» После причастия тетя Валя садилась на скамейку, судорожно доставала из сумки яблоко или булочку и просила меня налить ей полный стакан теплоты. При диабете тяжело держать евхаристический пост.
Иногда, смотря на нее в храме, я размышляла: «Вот, тетя Валя только в старости вспомнила о Боге и начала ходить в церковь, болезни заставили. А сама – то и не поменялась вовсе, такая же грубая, что хочется, увидев ее, обойти и даже не здороваться. Ох, не знаю, помилует ли ее Бог…». При этом мой внутренний фарисей благообразно вздыхал.
Последние пару лет тетя Валя совсем разболелась, что и до остановки дойти не могла. И она звонила мне: то воды святой привези, то в храм ее на службу отвези. Внутри себя я дико возмущалась – у самой внучка есть с машиной, что ей не позвонит? Но в итоге я молча везла ее куда надо и делала, что она просила.
Дня за два до Рождества Христова снова звонок: «Катя! Ты на Рождество на ночную службу поедешь? Возьми меня тоже!». «Хорошо, - говорю я, - в одиннадцать часов вечера заеду, только предварительно позвоните».
Шестого января собираюсь вечером на службу, а звонка так и нет. С внутренним недовольством набираю ее номер. «Ой, Катя, а я приболела - не поеду никуда», - как ни в чем небывало отвечает мне тетя Валя. Я начинаю раздражаться – неужели сложно было предупредить. «Катя, - продолжает она диалог, - а ты могла бы попросить батюшку меня завтра утром причастить, уж так мне причаститься на праздник хочется». «Хорошо, я поговорю с ним». Звоню отцу, тот отвечает, что сможет только после одиннадцати часов, т.к. уезжает служить в село. «Спроси тетю Валю, сможет ли она потерпеть без еды столько времени?» Перезваниваю тете Вале, все пересказываю. «Смогу! Смогу, конечно, Катенька – с каким –то детским восторгом очень громко и радостно заговорила тетя Валя, - Катенька, с наступающим Рождеством Христовым! Здоровья тебе, мира и благополучия твоей семье. Спаси Бог тебя за то, что ты такая добрая и хорошая, никогда мне, старой и больной бабке, не отказываешь». Тетя Валя положила телефон, а я села на диван и заплакала. Мне было стыдно.
Ночная служба прошла, домой я приехала уже под утро и легла спать. И в одиннадцать часов дня меня разбудил телефон – звонил батюшка. «Катя, я стою уже минут пять возле двери тети Вали, стучусь, дверь никто не открывает». Звоню ее дочери, та вскоре приехала и открыла квартиру своим ключом. Тетю Валю обнаружили мертвой. Она покоилась на своей кровати, рядом на комоде лежал открытый молитвенник, у иконы горела свеча, а на плите остывал свежесваренный суп.
«Валентина старалась жить с Богом, любила Его, регулярно участвовала в Таинствах церкви и приняла христианскую кончину», - произнес духовник тети Вали после отпевания. Покойница лежала в гробу румяная, какая-то просветленная – как живая. Я стояла рядом с гробом и любовалась на нее. На душе отчего-то было светло и даже радостно, хотя следовало скорбеть. «Прости меня, тетя Валя», - произнесла я шёпотом, принося последнее целование. Мой внутренний фарисей стыдливо молчал – мытарь восхитил Царство Небесное.
Екатерина Тулякова