Найти в Дзене

Говно Смирнов и Конусы

За окном истошно закричала кошка и Смирнов проснулся. Скинул одеяло и лежал несколько минут, впитывая грудью зябкий воздух из открытой форточки. Сон окончательно пропал, оставив вместо себя дремотное состояние и липкую смутность в голове.

- Ночь на дворе, а он не спит, ирод, - тяжело заскрипела пружинами матраса Людка, выпростав из-под одеяла белую мятую ляжку. – Опять на табло смотреть будешь? Маета все это, чего быть того не миновать. Иди лучше ко мне, я тебе писюн поглажу.

Смирнов сунул ноги в холодные сапоги и накинул висевшее на стуле пальто прямо на голые плечи.

- До ветру я, - тихо сказал Смирнов, открывая дверь. – Все-таки мясо вчера того… с душком было.

Ночная лампочка едва освещала длинный и прямой коридор. Откуда-то тянуло кислятиной и едва уловимым запахом говна. Проходя мимо комнаты братьев Ивлевых, Смирнов остановился. Сквозь щель внизу двери пробивался свет, слышался вынимающий душу звук гармошки и монотонный скрип железной кровати.

Братья уже третью ночь гуляли очередную, по графику, свадьбу. Женились они парно, на глухонемых сестрах из пятого барака. Они могли расселиться, как семейным староста должен был выдать им отдельную комнату. Но браться решили жить вместе, так оно им было привычнее.

Интересно, какие они, эти сестры, подумалось Смирнову. Через пару месяцев он мог поменять Людку на кого-то другого. А может, и Людка его поменяет, хоть бы и на Прохора из второго барака.

Подойдя к баку с кипяченой водой, что стоял у входа, Смирнов зачерпнул полную кружку и жадно опрокинул в себя. Жидкость тут же выступила потом на спине, сделалось жарко. Он раскрыл дверь и ступил в темноту.

Над головой привычно мерцал зеленым Барьер, иногда вспыхивая яркими мелкими точками. Вокруг поля, где плотно стояли все десять бараков, также угадывалось зеленое свечение. Барьер закруглялся, образуя что-то вроде перевернутой чаши. И горящее табло на высоком, метров двадцать, столбе.

- Сегодня вечером цифры показывало. Семь, девять, а потом два.

На крыльце неподвижно, как изваяние, сидел сторож. Старый, но неугомонный старик.

- А по мне, так и хорошо все. Ну и пусть, Конусы эти, бараки… Зато я здоровый. Зубы вон выросли. Правда, хер не стоит.

- Не спиться, дядя Ваня? – спросил Смирнов, присаживаясь рядом на холодное и влажное дерево

- Из девятого барака вчера Глашку Пырьеву распылило, - словно разговаривая сам с собой, сказал дядя Ваня. – На табло выскочила ейная фамилия. Хорошая баба была, душевная… И все.

- И все? – глупо переспросил Смирнов.

- Аннигиляция, - важно поднял палец сторож. – У тебя папироска есть?

Смирнов посмотрел на табло. Оно горело ровным красным светом, иногда мигая, словно сглатывала внутри себя электрическую слюну. Иногда быстро мелькали буквы, из которых складывались безумные фразы, вроде «КОЛОБКИ ИХВИШ». Или что-то с намеком, вроде «КОГДА ЗАВТРА ЗАВТРА ДАВАТЬ».

Самое главное, чтобы на табло не загорелась твоя фамилия. Тогда все, аннигиляция.

Смирнов представил себе, как он исчезает из комнаты. Вот он только что сжимал податливую грудь Людки, играясь ее торчащим коричневым соском, а вот его нет. Людка есть, бараки есть, даже этот старый хрыч есть, а его, Смирнова нет. Аннигиляция.

- Суки эти Конусы, - прошептал Смирнов. – Ненавижу…

Конусы поместили Смирнова сюда год назад. Он помнил высокую, немного сужающуюся кверху геометрическую фигуру, от которой исходила приятная вибрация. И еще волны тепла.

Его выкрали прям из машины, когда они ехали с шурином на рыбалку. Первое время он ничего не понимал, подозревая, что это специальный пансионат для психических. Но потом втянулся в эту странную жизнь. Еда появлялась сама собой, никаких болезней. Даже кошки тут плодились.

- А ты чего не спишь? – сторож только сейчас рассмотрел голые ноги, торчащие в сапогах. – Не положено по ночам ходить. Иди к бабе своей.

- Живот скрутило, - процедил сквозь зубы Смирнов, направляясь в сторону темнеющей на фоне барьера туалетной будке. – Посрать хочу.

Как только он закрыл дверь, то услышал крик сторожа.

- Фамилия твоя на табло!

Вспышка. Жар. Холод. Тошнота.

***

Деревянный помост под ногами был отполирован до состояния полной гладкости. Пальцами ног Смирнов ощущал теплоту и даже, как ему казалось исходящий от дерева запах смолы. Хотя как это могло быть, если на ногах были сапоги, он не мог осознать.

Потом все-таки пришло запоздалое понимание, что физическое существование продолжается, а значит, аннигиляции не случилось.

Когда в глазах перестали плясать разноцветные мушки, Смирнов разглядел свое новое текущее положение во Вселенной. Впереди на него пялились те самые Конусы. Они стояли плотными рядами, уходящими в бесконечность, и внимательно изучали Смирнова. Хотя никаких глаз или прочих органов зрения у них не было. Просто Смирнов откуда-то понял, что они смотрят. И ждут.

Он растерянно огляделся. Позади висел занавес, из складок которого на него хитро выглядывали три головы. Две мужских и одна женская.

- Ты чего замер? – грубым голосом поинтересовалась у него молодая женщина. – Они ждут. Давай, показывай.

- Чего показывать? – глупо переспросил Смирнов, раскрывая пальто и предъявляя свое тело.

- Вот мудак, - грустно заявила мужская голова с копной нечёсаных волос. – Представление показывай, это же Театр.

- Fiasco, - с гундосым акцентом хихикнула другая мужская голова, с блестящим от бриолина пробором. – Prego!

Смирнов нутром ощутил, что сейчас снова происходит какой-то экзамен. И он снова его провалит. Живот скрутило от жгучей обиды и ощущения чего-то страшного, что медленно и неумолимо надвигалось.

- Суки… - зашептал Смирнов, напрягая бушующее внутри кишечника содержимое. – Ненавижу…

Он ощутил, как струйка теплой жидкости бежит по ногам и накапливается в сапогах. Потом что-то внутри прорвалось, раздался долгий протяжный физиологический звук, и говно наполнило трусы Смирнова.

Попросту говоря, Смирнов обосрался. Капитально, обстоятельно и с запахом протухшего мяса.

Он стоял на сцене, хлюпая дерьмом в сапогах, и придерживал отяжелевшие от коричневой жижи трусы.

- Суки… Суки… - он повторял и повторял это слово, ожидая новой вспышки, только уже окончательной и бесповоротной аннигиляции.

Но ничего не происходило. Даже более того, Конусы были довольны. Они излучали что-то доброжелательное и ободряющее в его, Смирнова, адрес. Мол, все путем. Мы оценили.

И Конусы исчезли. Только волна теплого воздуха с запахом лаванды легонько ударила по лицу, навевая мысли о детстве, парном молоке и рыбалке с деревянных мостков.

Словом, этот экзамен Смирнов сдал, но сам того не понимая, каким образом.

***

- Главное – это фактура. Консистенция то есть. Сельдерей, орехи, на тыкву налегай. И не надо напрягаться. Это ведь естественный процесс нашего тела. Никаких кряхтений. Вышел на сцену, сел, наложил кучу и ушел. Потому что форма и есть основа всего. Материя первична, так сказать.

Смирнов сидел за столом, закусывая куском осетрины холодную, со льда, водочку. Слева от него сидел основательный, на манер шкафа, пожилой мужик с лохматой головой. Пахло от него тоже основательно, чесноком и черным хлебом. И звали его основательно, Игнат. После каждого предложения он ударял кулаком по столу, отчего стаканы и вилки жалобно подскакивали.

- А вообще ты молодец, парень. Не растерялся. Сразу показал свой стержень. Сюда ведь новичков раз в несколько месяцев приносит. Материализуются на сцене и стоят. А ведь Конусы ждать не будут. Нет выступления – ну и все, финита комедия. Полная аннигиляция.

Справа захихикал Артемий, в бархатном костюме и заляпанных жиром белых штанах.

- Игнат, дай молодому человеку прийти в себя. Вы пейте, закусывайте… Не каждый день заново рождаешься. А вообще все эти формы и консистенции ерунда. Не велика наука срать. Вышел и навалил. Тут артистизм нужен! Это ведь символизм, так сказать. Показать так свое говно, чтобы красиво. Ну не само же дерьмо им нужно. Нет! Им нужно именно процесс дефекации, чтобы он раскрыл наш внутренний человеческий мир.

После представления, когда Конусы исчезли, новые товарищи отвели Смирнова в душевую, выдали комплект новой одежды, а потом сопроводили в большой зал. Стол ломился от еды. Понемногу происходящее укладывалась в картину нового мира.

Это тебе не бараки, окруженные Барьером. Здесь совсем другой уровень. И Смирнов опрокидывал стопку одну за одной, совсем не пьянея от удивления и внутренней радости. Он особенный! У него талант, оказывается!

В зал вошла худая девушка с длинной челкой и выбритым затылком. Она села на край стола и неприязненно посмотрела на окружавших Смирнова коллег.

- Вот и Мария пришла, мон шер! – приторно улыбнулся Артемий. – Наша молодая звезда! Расскажи о себе молодому человеку! Она профи, импрессионистка наша!

Мария откусила яблоко и швырнула его в стену.

- Ну, все, понесло по кочкам, - нахмурилась она. – Ты этих старых пердунов не слушай, они тебя не тому научат. Главное не тормози себя, слушай внутренний голос и особенно кишечник. И вообще, пошли отсюда. Они сейчас водяры нажрутся и начнут ко мне приставать.

- Машка, покажи сисечки! – плаксиво сказал Игнат.

Мария решительно взяла размякшего Смирнова за руку и повела прочь, по темному и длинному коридору.

- Тут бесконечно количество комнат, и каждый раз все меняется. Но заблудиться сложно. Просто представь, где ты хочешь оказаться. Ну, в ванную там, или на кухню.

Смирнов шел за ней, ощущая ее теплую и мягкую руку, шлейф духов и небольшой аромат говна.

- Представление примерно раз в неделю. Ты сам почувствуешь, когда надо выступать на сцене.

Они остановились около белой двери с номером сорок два. Мария постучала, осторожно заглянула и впихнула аморфного Смирнова внутрь.

Широкая кровать, статуя фавна из темного дерева и большое кресло. На потолке красный абажур с мигающей лампочкой.

Мария подвела его к кровати и толкнула в грудь. Смирнов нырнул в бесчисленные подушки, пытаясь унять жужжащие вертолеты в голове.

- Снимай, что ли, штаны… – сказала Мария, присаживаясь рядом и скидывая с себя халат. Живот у нее был плоский, соски торчали как выключатели от лампы. Да и вообще вся она была какая-то злая и твердая, совсем не как Людка.

- Снимать штаны? – глупо повторил Смирнов.

- Артемий с Игнатом те еще самцы, - усмехнулась Мария. – У одного не стоит, у второго писька с мизинец.

- Ага, - кивнул Смирнов.

- Ты сильно не рефлексируй, а то аппетит пропадет и эрекция, – инструктировала его Мария. - Я орать буду, но ты внимания не обращай, бей меня по жопе, только без синяков чтобы. Лады?

- Слушай, а откуда говном пахнет? – спросил Смирнов и покраснел. Навязчивый запах преследовал его, и только сейчас он осмелел спросить об этом.

- От тебя. От меня. От Вселенной, - ответила Мария, доставая розовый страпон из кармана халата.

***

Выступление всегда начинал Игнат. Он садился на корточки, долго кряхтел, потел, и, наконец, с каким-то напряженным писком вываливал на сцену дымившуюся колбасу нечеловеческих размеров. Смирнов сразу проникся к нему уважением за эту фундаментальность. Сразу было видно, что человек старается, выдавливая из себя по крохе накопленное мертвое вещество. От этих набухших словно черноземом какашек веяло какой-то платоновской онтологией. Они словно утверждали человеческое существование. Неудивительно, что Конусы ценили Игната.

Вторым номеров шел Артемий. Тот делал все легко. Выскакивал сразу голым и давал жидкостной залп, разбрызгивая капли на первые ряды Конусов. Это создавало некую связь между зрителями и выступающим, придавая нужный уровень интимности и доверия.

Артемий при этом шутил и даже подмигивал Конусам, словно ведя непринуждённую дружескую беседу.

Никакой философией у Артемия и не пахло. Шел упор на иронию и юмор, как основное средство преодоления онтологического ужаса бытия. Шутки-прибаутки, говно-какашечки.

Третьим номером выступала Мария. Кожаные штаны, острые каблуки и набор блестящих от смазки страпонов. Девушка словно вступала в интимную связь с этим миром через свое нутро, показывая хрупкость своей прямой кишки и ее содержимого.

Она начинала с маленьких размеров, постепенно переходя на какие-то конских габаритов агрегаты. Все это она всовывала в себя, как бы вступая в коитус с Конусами. Она сама придумала этот каламбур и любила его повторять.

Кончала она пусканием струй из всех отверстий. Жидкая консистенция со смачным звуком вылетала из ее алого ануса и крупными каплями застывала на досках пола. Мария лежала изможденная, покрытая потом вперемешку с говном. Слушала Вселенную.

Смирнову доверяли завершать выступление. От него зависело, завалить ли все, или повысить градус говняного творчества.

Обычно он просто ложился на спину голышом и тихо срал под себя. Говно лежало под ним упругим холмиком и грело ягодицы. Это создавало необычный эффект. Смирнов представлял себе, что из него выходит не говно, а некая темная материя, которая является причиной всех бед во Вселенной. С этой точки зрения он был намного выше Артемия, Игната и Марии. Те решали какую-то свою, чисто субъективную проблему бытия в стиле, Гамлета -срать или не срать?

Смирнов же своей дефекацией гасил окружающих хаос и окончательно ставил точку в онтологическом вопросе. Срать. Всегда и везде.

Потому что только так можно победить ужас бытия. Ну, так он думал, напрягая сфинктер и выдавливая из себя очередную порцию переработанной органики. Бонусом от таких размышлений шел особенно ядрёный запах… Игнат морщился и махал рукой, Артемий просто отворачивался. Мария смахивала слезу и тихо ругалась матом. А потом все аплодировали ему.

Так незаметно и пролетел год.

***

Далекое эхо донесло пьяный смех Артемия. Смирнов скинул с себя одеяло и подошел к двери. Слышался корявый французский с вологодским акцентом, и едва сдерживаемый плач.

- Это ему снится, что не из него говно лезет, а в него. Все говно всей Вселенной, – открыла один глаза Мария и выпростала гладко-загорелую ногу из-под одеяла. – Ты чего не спишь, ирод? Иди сюда, я тебе писюн поглажу.

- Слушай, а что если это все… - Смирнов замолчал, подыскивая нужное слово, но потом передумал произносить его вслух. – Вдруг эти Конусы какие-нибудь неправильные Конусы? Или вообще не конусы… А мы срем перед ними, душу выворачиваем.

- Ты хлеще Артемия… - фыркнула Мария. – Тот как выпьет, так всегда сомневается и в своем существовании, и в Конусах. И даже в своем говне.

- А ты не сомневаешься, значит?

- Говно - это единственно реальное, что в нас есть. Мы и есть говно. И ты тоже говно. Ты этого не понял?

- Я думал, что это в переносном смысле, – удивился Смирнов. – Ты думаешь, им реально нужно наше говно?

- Именно. Прямо в виде конкретной и вонючей материи. Они из нее Темную Материю делают, суки. – сказал Мария, но увидев ошеломлённое лицо Смирнова, добавила. – Да шучу я… Не ломай голову, просто сри.

Смирнов лег рядом с Марией, механически поглаживая ее ногу и прочие интимные места. Говном пахло все сильнее, а в голове крутились нехорошие мысли.

***

Смирнов вышел на сцену, привычно лег и расслабился. Над помостом гулял густой запах дерьма ранее выступивших коллег. Игнат сегодня был в ударе. Он высрал просто нечеловеческую кучу, под весом которой вроде немного прогнулись доски. Конусы даже как-то едва заметно одобрительно вибрировали, издавая низкочастотный гул.

Пищеварительный процесс внутри Смирнова дал непонятный сбой. Внутри ощущался физический вакуум, плавно переходящий в духовный. То есть срать не хотелось абсолютно.

- Суки… - он ругнулся сквозь зубы.- Ненавижу…

- Ты чего там, заснул? – шикнула на него из-за кулис Мария. – Не серди зрителей.

- В каждом из нас есть скрытые резервы говна, - пробасил Игнат. – Надо только найти их.

Только Артемий не сказал ни слова. В его подведенных легкомысленной тушью глазах Смирнов увидел тоску и понимающую печаль.

Смирнов тужился, но выдавил лишь пару капель мочи из сморщенного пениса. На бенефис это явно не тянуло.

- Не буду я больше срать, - громко сказал Смирнов. – Не хочу. Кончилось во мне говно.

- Ну вот, я ведь сразу сказал, что он мудак, - вздохнул Игнат.

Конусы молчали. В окружающем эфире сгустилось онтологическое напряжение.

Раздался хлопок. Вместо Игната в воздухе клубилась тонкая взвесь из крови и капелек говна.

- Сука! – закричала Мария и выскочила на сцену. – Сри давай! Думаешь, самый умный? Ты думаешь, мне тоже нравится в себя эту фурнитуру запихивать?

Она успела один раз очень больно ткнуть его каблуком в ногу и тут же превратилась в кровяное облако, пахнущее говном.

Артемий счастливо улыбался, ободряюще кивая Смирнову. Через секунду и он трансформировался в кровь и говно, но тихо и мирно.

Смирнов вытер кровь с лица и надел трусы.

- Идите в жопу, - сказал он, обращаясь к Конусам.

Он захотел почитать стихи, что-то приличествующее случаю. Но в голове крутилась какая-то школьная каша из Горького, Маршака и Шекспира.

- Гордо реет буревестник! И роняет говно на ваши головы!

Вспышка. Жар. Холод. Тошнота.

***

По горной тропе поднимаются два человека. На веревке они тянут упирающегося козла. Козел старый и плешивый, левый рог у него отломан. Тропа заканчивается на небольшой поляне. Там лежит большой плоский камень, весь в подтеках чего-то бурого и засохшего. Старик кладет обессиленного козла на камень и прижимает его своим телом. Второй, моложе, достает нож со сломанной ручкой и примеривается ударить в животное в жилистую шею, где яростно пульсирует вена.

Воздух взрывается кровью и говном. Рядом с камнем, в дрожащем мареве, появляется Конус.

Козел вырывается. Старый падает ниц и закрывает лицо дрожащими руками.

Молодой верещит и что-то лопочет на непонятном языке.

Смирнов висел в воздухе. Вселенная развернулась и снова свернулась. Только теперь он, Смирнов, мог сам ее свернуть и развернуть во все измерения и времена. Сознание расщепилось на два уровня. Один, привычный и человеческий, переживал за козла и сердился на людей. Потому что мудаки. Второй уровень сознания, вытянутый в прошлое и будущее и еще в сорок три измерения, вообще занимался чем-то своим. Играл на струнах, которые пронизывали мириады Вселенных.

Конус вспыхнул светом и обдал людей тепловым излучением. В этом излучении сквозила безграничная мудрость и благодать на каждое существо в этой вселенной, включая старого козла.

С неба грянул голос:

- Срите, суки.

Козел вырывается и молча убегает вниз, соскальзывая копытами на камнях. Люди садятся на жертвенный камень и начинают срать. Старый – маленькими черными шариками. Второй, который моложе, выдавливает из себя тонкую колбаску зеленоватого цвета. Темной материи во Вселенной становится больше еще на два килограмма.

#фантастика #рассказы #фантастические рассказы #фантастика в рассказах #читать фантастику #фантастика читать онлайн #яндекс дзен #читать рассказы #фантастика яндекс дзен читать