Жизнь — дрянь! Сегодня Аркадий Нестеров убедился в этом окончательно.
Теперь он стоял на обшарпанной табуретке по середине общей кухни и натирал добротную джутовую веревку куском вонючего дегтярного мыла. Другого куска в общей ванной не нашлось, все пользовались жидким. Только склочная Лидия Васильевна не изменяла своим привычкам из прошлого века и мылась с кусковым. Вонючим. Дегтярным.
Аркаша уже снял люстру с древним оранжевым абажуром с бахромой, и привязывал к крюку конец веревки. С другой стороны уже красовалась убого завязанная петля. Нестеров просто сделал петельку на конце и продел в нее длинную часть. Ну не умеет Аркаша вязать удавки, что его теперь — повесить за это, что ли?
Когда все было готово, Нестеров выпнул из-под себя табуретку и затрепыхался в предсмертных конвульсиях. Ножки мелко дергались, глаза выпучились, лицо покраснело, руки рефлекторно хватались за веревку на горле. Раздался последний хрип и Аркадий обмякнув повис…
— Мест нет!!!
Громовой командный голос ворвался в голову словно светошумовая граната. Аркадий открыл глаза и снова задергался в петле.
— Я сказал: «Мест нет!!!» — вновь пророкотал голос.
Такую громкость Нестеров сравнил с тем, как если бы ему надели на голову большой чугунный горшок и со всей дури жахнули по нему кузнечным молотом. В этот момент толстая веревка загудела от сильного натяжения и лопнула. Аркадий упал на пол. При этом он подвернул ногу, растянул ахиллово сухожилие, отбил зад и копчик. Для полного набора еще проехался рукой по лежащей на боку табуретке и засадил большую занозу.
Жертва неудачного суицида сидел на полу, потирал шею, на которой проступала багровая странгуляционная полоса и рассматривал разлохмаченный конец своей удавки. Аркадий был уверен, что это крепкая и надежная веревка. В магазине хозтоваров его в этом клятвенно заверили.
Но Нестеров не так-то прост, он не сдается! Аркадий поставил табурет и полез связывать оборвавшиеся концы.
— А я ведь почти попал на тот свет, — бормотал суицидник, — даже голос Бога слышал. Я сейчас, сейчас… Просто веревка порвалась. Я сейчас.
Трясущиеся руки связывали узлы, а по щекам текли слезы. Жизнь Аркаши разрушилась окончательно. Он неудачник, лузер, лох… Даже повесится нормально не смог.
— Ты что — тупой? Я же сказал, что мест нет. Что ты опять там завязываешь, дурашлеп?
Аркадий замер и огляделся. Возле стола Ленки-проститутки сидел незнакомый мужик в странной военной форме. И сам был какой-то странный. И пышные усы у него по краям кверху закручивались. Нестеров видел его впервые и удивленно разглядывал. В их коммуналку никого не подселяли…
— Чего таращишься, оглобля недобитая? — спросил усач.
— Вы кто? — просипел Аркадий.
После неудачного повешения говорить было больно.
— Да ты слезь с табуреточки для начала, — усмехнулся незнакомец, — а то снова упадешь и вторую ножку подвернешь. Вот же вошь солдатская, неугомонная.
Нестеров осторожно спустился с табуретки и присел, словно пытался спрятаться за ней. Он испуганно таращился на странного дядьку, а потом вновь просипел:
— Вы кто? И чего обзываетесь?
— Позвольте представиться, — поднялся со своего стула усач и одернул китель, — Ковалевский Вальдемар Викентьевич, полковник царской армии. Имел честь быть убитым в 1916 году в Галиции.