Рождественские чтения.
Поэтов ныне целая орда,
Кто словеса, кто рифмы заостряет.
Труды похвальны, но одна беда:
Немногие Небесному внимают.
В минувшем году Александру Матюшину, ныне иеромонаху Роману, исполнилось пятьдесят. Никакого почти отзвука в средствах массовой информации. Отцу Роману перепадает с обеих сторон. Грешный мир жаждет хлеба и зрелищ и не желает, чтобы его будили и тревожили.
А в духовной среде немало тех, кто считает: дело монашеское: молиться. Слава Богу, в том и другом кругу есть люди, которым творчество о. Романа дорого. Я уже три года работаю над сборником, который составляю на основе всех его книг и чем более вникаю в его лирику, тем более крепнет убеждение: высочайшая поэзия.
Учился Александр в университете, сын сельской учительницы, впоследствии монахини Зосимы; сам работал в школе, в 1983 году принял монашеский постриг; 1985 году рукоположен в иеромонахи, служил в одном из приходов Псковской области, живет в скиту Ветрово, недалеко от Пскова, пишет иконы для местной церкви.
Строки и мелодии песен о. Романа поражают подлинностью чувств и проникновенностью исполнения, ибо говорит, поет, плачет живая обнаженная душа, постоянно стремящаяся постичь Истину. Путь к ней труден и требует большого мужества. В поэтическом мире о. Романа четкая иерархия ценностей, дорогая сердцу каждого, кто хочет направить свои стопы к спасению души.
Его поэзия Богоцентрична, Христоцентрична; она помогает человеку определиться в разделенном Голгофой мире «на тех, кто слева от Креста» и «на тех, кто справа, помогает сделать свой выбор, ибо:
Без Бога нация – толпа,
Объединенная пороком,
Или слепа, или глупа,
Иль что еще страшней, жестока!
И пусть на трон взойдет любой,
Глаголющий высоким слогом.
Толпа останется толпой,
Пока не обратится к Богу.
Сквозная тема – боль, как у самых высоких поэтов русских Россия, Русь, но только у о. Романа так четко даны ее составляющие: Русь поруганная, оскверненная обманом, и Русь Святая, неуничтожимая никем и ничем. Русь, где» отдают детей обучать уму,// обучают их жить без Господа», где «князья одну думку думают,// как без Бога им миром правити».
Сторона моя, лик ужасен твой,
Припади к Христу с плачем, грешница,
Чужеземец я на земле родной,
И рыдаю я, не утешиться.
В 20-е годы вот так же рыдал С. Есенин: «В своей стране я словно иностранец».
В этой Руси – пьяной, с живой, продажной, Руси лицедеев, сытых христоборцев-христопродавцев «вся тварь стенает и мучается доныне»..
В святой Руси – белые церкви, родники, поля, дороги, соловьиные песни, тишина пустынных мест. Это страна подвижников, пророков и исповедников, мучеников наших дней – воинов Христовых, униженного, но не потерявшего душу живую народа. Соединяет эти два образа – звериную личину и лик ангельский – образ Руси-голгофы, Руси распятой.
И всюду – Лик Распятого Христа,
И всюду продолжение Голгофы.
Я назвал бы Россию Голгофой,
Но Голгофа одна на земле.
Но в конечном счете судьба России в поэтическом мире о. Романа имеет евангельское измерение – за Голгофой будут Воскресение.
Россия-Русь! Куда бы не неслась
Оборванной, поруганной, убогой, -
Ты не погибнешь! Ты уже спаслась,
Имея столько праведных у Бога.
Более того, путь страдания «даже до смерти» понимается поэтом как добровольное избрание, которое и делает Русь «богоизбранным народом»,
Дает ей имя Святой Руси. В родной земле вся ее природа пронизана благодатью, вся молитвенно обращена ко Господу:
Ну вот и дождались тепла.
И на душе повеселело.
Трава на Божий свет пошла.
Чуток земля зазеленела.
В высшей степени о. Роману присуще мало кем ныне сохраненное чувство умиления: то птичий акафист его умиляет, то пичуга, рискнувшая подать свой голосок в промозгло-сырой день, то зимний лес такой красоты, что в душе вызывает благодарение Первому Поэту, все сотворившему, то летний дождь и роса, сверкающая в травах, то звезды. А если и нападет бесовская тоска, такая, что заставляет сказать: «Каюсь, что родился», «А меня, хоть я живой,// Вьюга отпевает», то по Божьей милости ему известен путь избавления от сего бесовского наваждения – покаяние: Не назвать тоску мою// Вовсе беспричинной», - и выход: «Суету оставив позади,// Господу молитву пролию».
Все внимает Богу не дыша,
Господи, дела Твои святы.
Что ж ты плачешь, глупая душа,
Иль и ты коснулась чистоты?
Это выкарабкивание из тоски особенно выразительно в одном из самых удивительных по ритму стихотворений, даже неизвестно, как его читать, может быть, только петь… Имею в виду стихотворение «Наполняется скорбью душа, как вода темнотою полночною…»
Церковь же в поэзии о. Романа воистину сияет, она «нечто более чем мы. //Не выразить ее надмирной сути.// Она – источник, неподвластный мути,//Она – надежда посреде чумы,// Единая Святая Церковь – Мать».
О. Роман певец и звонарь Святой Руси, Православного Царства, которое искало и ищет путь к общему и личному спасению, не прельщаясь чужими идеалами и идолами. Знающие родную историю понимают: как только, бывало, рассыпался на части наш целостный организм, сразу воронье набрасывалось на поживу, пока не находился объединитель Руси – монах или князь, слово которого услышано воинством, народом – и спасалась Русская земля. Если б нам суметь среди нынешних пагубных соблазнов услышать слово горькой правды, с болью и любовью сказанное иеромонахом Романом, который огромное значение придавал молитве и покаянию: все молитва превозможет, и только покаяние устоит. Многие его стихи суть молитвы. Именно через молитву в Руси поруганной раскрывается лик Руси святой. Родина-мать, Святая Русь, Вечная Россия уже спаслась, а наша задача – соединиться с этой Небесной Россией. Иногда слова о. Романа довольно резки, но никогда в них нет злобы, только боль: «Святая боль не судит и не бьет,// Страдая на больное указует».
О чем бы ни писал о. Роман, все у него одухотворено, все как пастырское слово. Недаром он русский язык прославляет как язык Божественный:
Родная речь – Отечеству основа.
Не замути Божественный родник,
Храни себя: душа рождает слово –
Великий Святорусский наш язык!
Постоянно в поэзии о. Романа возникает образ и тема матери, которая полнее всего выразилась в стихотворении «Матушке Зосиме»: «По гроб должник! Чем за твое воздашь? //Ты Бога мне дала, святая мать». Здесь явно евангельский принцип родства: «…Матерь Моя и братья Мои суть слушающие слово Божие и исполняющие его» (Лк.8,21). Не чужда лире о. Романа и тема земной любви. Она осознается им как величайшее из чувств. Предварю эту тему напоминанием поэтичнейшей мысли В.П. Астафьева о том, что на земле лучшая песня – недопетая, лучшая любовь – недолюбленная. И о. Роман знает это мучительно-блаженное на земле чувство. Вероятно, в ином, совершенном мире оно будет очищено от мук, а здесь… Поэт виртуозно владеет словом, мысль его часто выражена афорически: «О доброте бессмысленны слова, // Коль дальше слов не двинулся ни разу»; «Кто пышет злобой – пожинает брань»;»Строим рай, а вертимся в аду»; «Плоть ликует, дух уничижен, //Суета перечеркнула Вечность»; «Надменный разум к истине стремится, //Но без смиренья он самоубийца»; «Кто после правды продолжает поиск, //тот ищет лжи»; «Духовное с греховным // По жизни рядышком идет». (У М. Лермонтова: «Лишь в человеке встретиться могло священное с порочным»).
Еще несколько афористических строк о. Романа: «Коль нету Духа Божьего в душе, //Талант и труд – пустые головешки»; «Всезнайство говорит о мелководье»; «Бог судит не по знанью – по смиренью»; «Господь взыскует нашего горенья, // А не потуг холодного ума»; «Экуменизм – постылая блудница, //Она о чадах сердцем не болит»; «Лучшая поэзия – молчанье, // Лучшее молчание – моление».
Самое сокровенное, горькое, потаенное, возвышенное высказывается в таинстве моления. Грань между стихом и молитвой у о. Романа очень тонка. Уединение, благоговейное отношение к слову, молитва позволили ему верно определить свое поэтическое служение. Творчество рассматривается как дар Божий: «Писал не ради красного словца. // И не хвалясь, -//Что не своим хвалиться? // Скажу еще по милости Творца, // С молитвой песне удалось сродниться». Именно так: ведь мелодии русских народных песен часто приближались к мелодиям церковного пения.
«Талант без Бога у себя в плену, - настоящее открытие о. Романа, - С ним хорошо нырять, идти ко дну, // Ну а взлететь. Взлететь, увы, не можно». В русской поэзии поэт-пророк – не глашатай, а прежде всего обличитель народной неправды. Таков устойчивый образ у Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока. Пророк у них ощущал себя таким вестником Божиим, гонимым людьми. У о. Романа очень много строк, перекликающихся с другими поэтами, иногда даже ритм тот же. Особенно много совпадений-созвучий с Пушкиным, Лермонтовым, А. Григорьевым, С. Есениным, Я. Смоляковым, Н. Рубцовым.
Думается, что в этом выражается не только знание родной поэзии (хотя, конечно же, и это!), но также общая логика мысли православных людей, соборный голос народа, объединенного духовно родственным чувством.
У о. Романа поэзия – судьба, жизненное делание. Он берет на себя боль народную, идет на жертву, не бежит от ужаса действительности, всматривается во все происходящее, тяжкое и молит Бога о спасении посреди этого ада на земле. Обращаясь к Божией Матери, он молит:
Даруй благо наивысшее:
Жить как Сын Твой заповедовал,
Боль людскую за свою считать.
Характерны его обращения к читателям: «дорогие мои», «брат», «друг», «люди»! Чаще всего о. Роман ведет диалог, а не монолог. Вопросы о. Романа нам, читателям: «Жив ли в вас Господь, живы ли душой? //Как мы молимся, как мы каемся?» В кратком слове к своей книге «Камни святых алтарей» о. Роман пишет: «…Возьми эту книгу, уединись, побудь с самим собой. И да упокоится душа твоя, которая дороже всего мира. И если Господь коснется тебя, помолись обо мне, чтобы призывающему к покаянию не умереть без покаяния. Да не будет сего и с тобою».
(Антонина Федоровна Пантелеева
Кандидат филологических наук КГУ)