Пылала жарко хата на краю деревни,
Соломы ветер уносил горящие клоки,
А у плетня в крови старик с мальцом лежали,
Избитые пришельцами жильцы.
Задумчиво смотрел в огонь ефрейтор,
И тлела сигарета на губах,
А рядом суетились полицаи,
И страх животный прятали в глазах.
-С жильцами делать что, пан господин? -
На полусогнутых старшой тут подбежал,
Застыл в сторонке его сын, что за пожаром наблюдал.
А дом соседей всё пылал, пылал.
-Was? – взгляд ефрейтор перевел.
Пред ним стоял мужик небритый,
В руках винтовку старую он мял,
Кровавым пальцем ткал в избитых.
Поморщился ефрейтор, он устал,
Победным маршем он Европу прошагал,
Везде его встречали с уваженьем,
К ногам ложились флаги с униженьем.
Мужчины кланялись, снимая шляпы,
Цветы дарили женщины, хотя и плакали,
И флаги на балконы вешали с крестом,
И женщин он любых имел потом.
Три года на войне, ведь срок не мал,
Европу с ротой три года он топтал,
Под грохот пушек и в пыли атак
Троих всего убитыми оставили солдат.
А в этой, Богом проклятой стране,
За месяц с полка осталось роты всего две.
Ефрейтор посмотрел на старика,
Горящих ненавистью встретил глаза два.
Лежал поодаль старенький топор,
Ведь это с ним старик на него пер.
Окурок сплюнув, он презрительно изрек:
-Сожженье хаты – поучительный урок,
Старик, запомни и мальцу скажи,
Хозяин - я теперь, здесь, мне служи.
Про Сталина, Советы позабудь,
Они вот-вот закончат тоже путь.
Орел германский здесь крыло свое простер,
Упорствовать же будешь - на костер!
И усмехнулся вдруг старик разбитыми губами
И кукиш, окровавленный простер: - а во, видали?
Немало побывало здесь таких,
И ты отсюда скоро побежишь!
-Да что ж ты, сука, пану говоришь? -
Сорвался с места бледный полицай.
-В аду сам с коммуняками сгоришь,
Так внука, хоть, молчи – спасай.
- Ты, сволочь, за меня не говори,
- Пацан поднял избитое лицо.
- Мой батька честно жил и с честью погиб,
А ты оставишь своему чего?
И полицай застыл, как на стену
Нарвавшись, он на взгляд юнца,
На сына оглянулся, весь дрожа,
И сына взгляд, растерянный поймал.
И ухмыльнулся немец, автомат подняв,
И поманил к себе он сына полицая:
- А ну, убей его за то, что он сказал.
– И автомат вложил в ребячьи руки, улыбаясь.
Папаша умолял сыночка взглядом:
-Сынок, стреляй, стреляй, родной,
Ты должен, докажи, что ты для немца свой,
Иначе он и нас уложит рядом.
Ты вспомни, как они меня за воз соломы в ссылку отослали,
Как на собранье у тебя тот красный галстук отобрали,
Стреляй, сыночек, мсти за все, за наши беды и обиды,
Стреляй, родимый, теперь мы -власть на селе, пусть немцу видно.
-Ну что ж, Микола, ты застыл,
Руби концы всей прошлой жизни.
-Пацан, избитый с земли встал,
Чтоб палачей получше видеть.
И оглянувшись на отца, сынок с отчаянной гримасой
Вдруг, захлебнувшись криком, жал
Курок взбесившегося автомата,
Патроны кончились, и крик пронесся эхом над селеньем.
Глотая слезы, парень сник, а немец засмеялся с облегченьем.
- Гут! Молодец, большой герой,
- Он автомат забрал и по щеке похлопал,
-Ты с нами теперь, парень свой.
- И кепи протянул с орлом: - носи, ты заработал.
А у плетня лежали два соседа,
Старик и хлопец с ним одних годов,
Пацан смотрел во все глаза, что он наделал,
И в сердце страх со злобой тут вползли…
Три года с этой злобой и со страхом
По деревням с отцом он колесил.
Дома жег коммунистов, активистов,
Законы новой власти возносил.
Но не сбылась мечта того солдата,
Что ему в руки автомат тогда вложил.
Наоборот, бежали супостаты,
Как предрекал старик, избитый у плетня.
Отца его поймали, расстреляли,
Предателям не место на земле,
Его, как малолетку, пожалели,
Лишь кличку прилепили «полицай» в селе.
И с этой кличкой и душой кровавой
Он жизнь прожил и сына народил,
И ненависть свою ему он передал вот,
И, помирая, кепи подарил.
Смотри, сынок, орел - здесь символ власти,
А власть на страхе, сын, стоит.
Я власть познал до судороги сласти,
И страх познал, под сердцем у меня сидит.
И, может быть, вот этот самый страх
Мои года, сын, сократил сегодня,
И кровь не помогла мне утопить его,
Со злобой умираю, с болью.
И завещаю ненависть свою тебе
К своим соседям и всем русским людям,
Используй ты ее в любой беде,
Сей ненависть и расти всюду.
И пусть орел наш не летает в вышине,
И стяг с крестом не реет ветер,
Но если сыну передашь ты ненависть потом,
Орел вернется на рассвете.
