- Всё пропало господин полковник, всё пропало, - обхватив голову руками, поп раскачивался на стуле. – Они не отстанут теперь от меня.
- С чего вы решили милейший что всё пропало? – усмехнулся полковник, закуривая. – Наоборот, всё идёт отлично. Если социалисты пришли к вам сами, значит они увидели в вас достойного партнёра. А мы этого изначально и добивались. Вспомните.
- Но они требуют, чтобы мы больше уделяли внимания политическим вопросам. Это как?
- Это нормально, успокойтесь. Это нормально. Они же социалисты. Им политика важней куска хлеба. Бомбисты тоже приходили?
- Только эсеры, - покачал головой поп.
- Тоже неплохо. Очень даже не плохо. Вы батюшка всех принимайте, принимайте. Ни от кого не отказывайтесь. Знакомьтесь, обещайте поддержку их вопросам.
- Но они готовят революцию, вы это понимаете? – вскинул растерянное лицо поп.
- Понимаю, очень понимаю, - покачал головой полковник. – Поэтому и настаиваю на расширении ваших связей в этой среде, голубчик. Нам нужно их всех знать. И вы нам поможете. Так?
- Что я должен делать? – сел прямо поп и достав платок, высморкался.
- Расширяйте знакомства. Продолжайте вербовать рабочих в своё “Собрание”. В своих выступлениях упор больше делайте на улучшение их жизни. Но ничего конкретного, поняли?
- Понял, - кивнул поп. – Мне нужны ещё деньги. Требуется подкормить уволенных.
- Деньги, пожалуйста, - полковник кинул на стол две пухлых пачки. – На этом не экономьте, - подумав, он добавил ещё две. – Кстати, кассу взаимопомощи вы создали?
- Конечно, сразу. Иначе как бы я смог легально помогать уволенным.
- Это вы правильно сделали. Продолжайте в том же направлении.
- Хотите вы или нет, но стачка сегодня стала объективной реальностью батюшка, - стукнул по столу кулаком сидящий во главе стола рабочий. – Если мы сейчас отступим, нас просто задавят. Заводчики начнут увольнять неугодных. Опять повысят рабочий день, увеличат количество штрафов.
- Но это же прямой вызов, - вздел вверх руки священник. – Мы послали петицию министру финансов. Ответ пришёл? Есть ответ? – Гапон оглядел сидящих. – Что вы молчите?
- Почитайте сами этот ответ, - рабочий швырнул на стол смятый лист бумаги. – С ним теперь только в сортир можно сходить, - скривил он губы.
- Что значит, сортир? – поп схватив лист, развернул. – Идиоты, - пробежав его глазами, простонал он. Какие же они идиоты. Что вы собираетесь делать? – поп впился взглядом в рабочего.
- Через три дня мы начинаем всеобщую забастовку, - пожал тот плечами. – Сейчас распространяем требования, готовим забастовочные комитеты. На всех предприятиях работают агитаторы. Так что если не абсолютный, то с большим процентом успех гарантирован.
- А если власти предпримут карательные меры? – растерялся поп. – Что тогда?
- Против безоружных людей? – вскинул брови рабочий. – Мы просто остановим заводы и фабрики. На баррикады мы пока никого не зовём. Это будет вторым этапом.
- А вы уверенны в мирном исходе вашей забастовки?
- Ну, я же не Господь Бог, - развёл руками рабочий. – Но мы стрелять не собираемся пока. Если власти не пойдут навстречу нашим требованиям, вот тогда разговор пойдёт другой.
- Значить всё - таки стачка? – пробормотал Поп. – А что вы хотите от меня?
- Чтобы вы поддержали нас. Это же в ваших интересах тоже.
- Какие вы выдвигаете требования? – прищурился Гапон.
- Самые простые, - усмехнулся рабочий и протянул ему другой лист.
- Действительно, простые, - прочитав, кивнул поп. – И вполне приемлемы. Критины они будут, если их не примут, - закончил он мысленно. Хорошо, я попытаюсь убедить наше “Собрание”, поддержать ваши требования. Я это могу взять с собой?
- Конечно, берите, прочитаете своим, - кивнул рабочий. – Мы надеемся на вас Георгий.
- Да, да, я приложу все силы, - кивнул поп и попрощавшись, ушёл.
- Ты ему веришь Максим? – спросил другой рабочий, когда дверь за Гапоном закрылась.
- Верю, не верю, это не играет роли, - скривил губы рабочий. – У него сейчас выбор небольшой. Или он продолжает проводить линию рабочих или, - рабочий развёл руками. – От него просто отвернутся те же рабочие. В брехунах они уже научились разбираться.
- Эти чёртовы заводчики из – за своей алчности не видят очевидного, - по кабинету бегал взволнованный полковник. Сидящий у стола Гапон, качал головой.
- Мне не удастся предотвратить забастовку, - произнёс он. – Иначе я буду выглядеть сам полным идиотом. Они не захотели пойти даже на малый компромисс. Упёрлись как бараны.
- Ну это тупое упорство им дорого обойдётся, – полковник погрозил кулаком в окно. – Ладно, ваши дальнейшие действия?
- В союзе с социалистами мы объявляем всеобщую забастовку. И предъявляем наши требования. Кстати там уже будут не только экономические вопросы. Вот почитайте, - поп положил на стол лист бумаги. – Это написали социалисты.
- Серьёзная бумага, - прочитав, покачал головой полковник. – А пускай теперь наши дворцовые крохоборы почешутся, - усмехнулся он, кладя лист на стол. – Вы не мешайте пока господам товарищам. Пусть начинают.
- Мне что стоять в стороне? – напрягся поп.
- Ни в коем случае, батюшка, ни в коем случае. Вы подготовите свой шаг.
- Какой? – сдвинул брови поп. – Подведёте вы меня полковник под монастырь.
- Вы милейший подготовите свою петицию, точнее челобитную. Но уже самому царю батюшке. И не стесняйтесь в формулировках. Пусть господа товарищи, наконец оценят вас. Вы понимаете мою мысль? Параллельно с социалистами вы подадите напрямую царю челобитную от имени своего “Собрания”. Этим вы подымите и свой авторитет, и авторитет “Собрания”.
- Но как, же так? – растерялся поп. – Как я сам могу?
- Нормально, нормально, я вот тут вам тезисы подготовил. Вы к ним в своей манере допишите нужное и провозглашайте. Вам ясно отец Георгий? – сдвинул брови полковник, кладя на стол новый лист с написанным от руки текстом.
- Меры против невежества и бесправия русского народа. Меры против нищеты народной и Меры против гнёта капитала над трудом, — прочитал поп и поднял голову. – Вы предлагаете мне всё это написать? – спросил он, глядя растерянно на полковника.
- Вас что – то не устраивает? – вскинул тот брови. – Это сегодня самые актуальные проблемы. Наполните тезисы текстом, как вы умеете и пожалуйста вот вам и челобитная. Она всех устроит.
- И царя тоже? – напрягся поп.
- Ой, Господи, что вы так волнуетесь за царя, - засмеялся полковник, – пусть за него волнуются его советчики. Вот им это явно не понравится. А царю нужно спокойствие в государстве и чтобы все трудились. А то у нас в последнее время очень много захребетников развелось, - поморщился полковник. – Работать не хотят, зато указывать мастера.
- А если меня за это на каторгу пошлют? – облизал нервно губы Гапон.
- Не волнуйтесь голубчик, мы не позволим этого, - засмеялся полковник.
- Хорошо, я сделаю это, - поп обречённо вздохнул. – Но за последствия отвечать будете вы.
- Мы и так за всё отвечаем в этом бардаке, - скривил губы полковник. – Не вешайте носа мой друг. Мы вас в обиду не дадим. В крайнем случае спрячем где нибудь во Франции или Италии. Вы были в Италии?
- Господь не сподвиг, - покачал поп головой.
- Я тоже не был, - улыбнулся грустно полковник. – Там сейчас тепло.
- Товарищи, я предлагаю самым решительным образом заявить сегодня о наших правах, - Гапон решительно взмахнул кулаком. Если существующее правительство отворачивается от нас в критический момент нашей жизни, если оно не только не помогает нам, но даже становится на сторону предпринимателей, то мы должны требовать уничтожения такого политического строя, при котором на нашу долю выпадает только одно бесправие. И отныне да будет нашим лозунгом: „Долой чиновничье правительство!
- Правильно отец Георгий, правильно! – полетели со всех сторон выкрики. – Долой! Царь должен знать наши чаяния! Подадим царю челобитную. Хватит терпеть произвол чиновников.
- По вашей бурной реакции я полагаю вы за то, чтобы подать царю нашу петицию? – улыбнулся натянуто Гапон. – Кому её поручим?
- Надо выбрать самых достойных! Самых уважаемых! – раздались выкрики.
- Минуточку, - Гапон поднял руку. – А если мы все вместе пойдём к царю. Как вы на это смотрите? Выборных могут до царя и не пустить те же чиновники. Ну а народ как они не пустят. Если мы все пойдём, все рабочие города, а?
- Вы предлагаете батюшка идти всему народу? – в наступившей тишине вопрос прозвучал зловеще.
- Ну да, - пожал Гапон плечами. – Всех то не остановят чиновники. Полиции не хватит.
- А куда пойдём?
- К Зимнему дворцу, к царю. Отдадим челобитную прямо ему в руки, самому.
- Думаете царь примет нас?
- А что ему останется делать, если придёт весь город? – поп пожал плечами.
- Правильно! – заорал вдруг кто – то сзади. – Если идти, то всем. Всех царь примет! Не отвертится от народа. А выборщиков чиновники опять мурыжить начнут.
- Кто за шествие к царю! – перед собранием выскочил молодой рабочий и вскинул руку.
В наступившей тишине то там то тут руки стали подыматься. Постепенно поднялись все. Или почти все. Не согласные тихонько направились к выходу.
- Народу мешают чиновники, а с царём народ сговорится, - кивнул поп, глядя на море рук. - Только надо не силой своего добиваться, а просьбой, по-старинному.
По окончании собрания, когда остались одни руководители, была выработана тактика претворения в жизнь принятой идеи. На все заводы послали агитаторов и сборщиков подписей под петицией.
Текст петиции обсуждался на собраниях рабочих и после внесения нескольких поправок был утверждён членами общества. Петиция начиналась с обращения к царю и описания бедственного положения рабочих, после чего следовало изложение их требований. Основным требованием петиции был созыв народного представительства в форме Учредительного собрания на условиях всеобщей, тайной и равной подачи голосов. В дополнение к этому, выдвигался ряд политических и экономических требований, таких как свобода и неприкосновенность личности, свобода слова, печати, собраний, свобода совести в деле религии, народное образование за государственный счёт, равенство всех перед законом, ответственность министров перед народом, гарантии законности правления, замена косвенных налогов прямым прогрессивным подоходным налогом, введение 8-часового рабочего дня, амнистия политических заключенных, отделение церкви от государства и т. д. Завершалась петиция прямым обращением к царю:
«Вот, государь, наши главные нужды, с которыми мы пришли к тебе… Повели и поклянись исполнить их, и ты сделаешь Россию и счастливой и славной, а имя твоё запечатлеешь в сердцах наших и наших потомков на вечные времена. А не повелишь, не отзовёшься на нашу мольбу, — мы умрём здесь, на этой площади, перед твоим дворцом. Нам некуда больше идти и незачем. У нас только два пути: или к свободе и счастью, или в могилу… Пусть наша жизнь будет жертвой для исстрадавшейся России. Нам не жаль этой жертвы, мы охотно приносим её».
- Царь не знает наших нужд, мы о них ему скажем. Если он любит свой народ, он исполнит его смиренную просьбу, - уговаривал собрания Гапон.
- Замечательно! Это просто великолепно! – возбуждённый полковник, потирая руки ходил по кабинету. – Отец Георгий, считайте, что вы уже вошли в историю. Ваше имя будут помнить потомки. Вы не довольны? – полковник остановился напротив сидящего хмурого священника. – Что – то случилось?
- Пока ещё ничего, - покачал тот головой. – Но я чувствую надвигающуюся опасность. Вы уверенны, что царь примет нас?
- Ну, я не могу, конечно, решать за него, - пожал плечами полковник, - но куда он денется тогда? Он вынужден будет пообщаться со своим народом. А то видит одних лизоблюдов иностранных, - буркнул, отходя полковник. – Куда он денется? Пообщается. На какое число назначено шествие?
- На девятое января, - вздохнул поп.
- Вам следует встретиться с министром, - посоветовал полковник.
- Я не против. Мне отступать уже нельзя, - пожал плечами поп.
- Скажите мне откровенно, что все это значит? — Муравьёв потряс перед Гапоном лист бумаги с текстом петиции. – Вы в своём уме батюшка?
- Дайте мне честное слово, что не арестуете меня и я вам всё скажу, - выпрямился священник.
- Хорошо, даю, - усмехнулся министр, разглядывая Гапона. – Я вас слушаю.
- Вы господа оторвались от народа. Вы не видите дальше своего носа, - вскинул голову поп. – Неужели вы не понимаете, что нельзя продолжать дальше гнобить своих подданных? Вам Европа не пример? Или вы желаете и в России испытать французские гильотины?
- Что вы такое несёте, батенька? – вспыхнул министр, - успокойтесь. Какие гильотины, откуда? Если вы, социалисты не будете бунтовать народ, он не будет бастовать. Русский народ покорен и любит своего царя.
- - Да, он покорен, - саркастически усмехнулся поп, - но до определённого момента. Сегодня этот момент наступил. А вы этого не хотите видеть. Все дальнейшие события лягут на вас, сударь, - поднял палец поп. – А они, будут очень не простыми. Уж поверьте мне. Я каждый день общаюсь с народом и вижу его непомерные страдания и чаяния. Сегодня у него осталась последняя надежда, - поп ткнул пальцем в петицию, - на царя. Если же и он отвернётся от детей своих, последствия будут непредсказуемые. Я вас умоляю, - поп сложил на груди руки, - передайте нашу просьбу царю и попросите решить её положительно. Не могут больше рабочие терпеть несправедливый гнёт.
- Вы серьёзно, настаиваете? – поморщился министр.
- Народ верит пока царю. Не расстреливайте эту веру. Пусть он выйдет к народу и примет петицию. Если царь не покажется народу, если прольётся неповинная кровь, то порвётся та нравственная связь, которая ещё существует между царём и его народом. Вы это понимаете? Это ваш последний и единственный шанс.
- Но вы гарантируете безопасность царя при этом? – растерялся министр. – Вот позавчера в него стреляли например.
- Пусть государь выходит к народу с мужественным сердцем, - склонил голову Гапон.
- Я и рабочие гарантируют его безопасность ценой своей собственной жизни.
- Как – то это всё не серьёзно, - поморщился министр. – Какие – то рабочие гарантируют?
- Но имейте ввиду, господин министр, - посуровел лицом Гапон, - в случае применения силы против демонстрантов вся вина за это падёт на Николая II, а его власть утратит свою легитимность. В таком случае, - Гапон покачал головой, - у нас больше нет царя и мы должны завоевать себе свободу сами.
- Ну, вы батенька не заговаривайтесь, - погрозил министр пальцем, - сами они, видите ли.
- Если царь действительно любит русский народ, он примет петицию и решит её, ну а если нет, - поп развёл руками, - тогда будет другой разговор.
- Пойдём, братцы, убедимся, действительно ли русский царь любит свой народ, как говорят. Если даст все свободы, значит любит, а если нет — то это ложь, и тогда мы можем поступить с ним, как наша совесть подскажет, - Гапон потряс поднятым кулаком.
- Идём к царю! – подхватила толпа и подняв царские портреты и хоругви двинулась к Зимнему дворцу. Кто – то затянул Боже царя храни. Недружный хор голосов подтянул.
- Батюшка, а почему солдаты на улице? – дёрнул за рукав попа шедший рядом молодой рабочий. В руках он держал портрет Николая.
- Для порядка сын мой, для порядка, - священник сам с беспокойством оглядывал выстроившихся вдоль улицы солдат с винтовками.
- А в проулках я видел, казаки прячутся, - не успокаивался рабочий. – Зачем отец Гапон?
- Вот поэтому я и велел вам красные флаги не подымать, - буркнул священник. – Министры испугались нас. Солдат вывели. Мы не должны давать им повода, - поп обернулся. – Передайте по рядам, ни каких революционных выкриков. Солдат не провоцировать.
- Солдат не провоцировать, - понеслось по рядам в конец колоны.
- Мы к царю идём братишки! – весело кричали угрюмым солдатам рабочие, поднимая над головами портреты самодержца и церковные стяги. – В челобитною. Совсем тяжко жить стало. А царь о нас сиротах и не знает наверное.
- Батюшка, а что будем делать, если царь нас не примет? – спросила с другой стороны пожилая женщина, нёсшая перед собой икону Николая Спасителя.
- Мы идём подавать петицию верховной власти и будем ждать приёма депутации, будем ждать день и ночь; будем ждать ответа; будем ждать с жёнами и детьми, и не разойдёмся, пока наша цель не будет достигнута, - обернувшись к ней, горячо воскликнул поп, истово перекрестившись на икону в руках женщины. Та тоже забормотала молитву.
- Батюшка, солдаты, - выдохнули разом впереди идущие и стали замедлять шаг. Впереди, улицу перегораживала цепь солдат. Вот послышалась команда и солдаты вскинули винтовки, направив их на демонстрантов.
- Родненькие мы к царю с челобитной идём, пропустите! – взвился над колонной отчаянный женский голос. Остальные угрюмо молчали.
– Похоже, не примет нас царь, - угрюмо буркнул пожилой рабочий, опуская на затоптанный снег портрет Николая, - солдатами отгородился от народа. – Что будем делать, батюшка? – посмотрел он на растерявшегося Гапона.
- Погодите, я сейчас, - подняв руку, поп направился к солдатской цепи. Подойдя к офицеру он стал что – то горячо ему говорить, показывая то свёрнутую петицию, то на остановившуюся колонну. Офицер кивнул головой и показал пальцем на стоящую в стороне карету. Гапон поспешил к ней.
И тут прозвучала команда: - Пли! С деревьев взлетели вспугнутые галки и свалились несколько забравшихся туда мальчишек. Колона в ужасе застыла. Залп был произведён поверх голов.
- Это что, они нас пугают? – в наступившей тишине спросил кто – то громко.
- Не поддаёмся братцы, стоим до конца. Как обещали! – взвился в морозное небо отчаянный крик.
Офицер опять поднял саблю и резко её опустил. Второй залп прошёл по замершей колоне. Многие упали.
- Аааа! – полетели вопли ужаса. Первыми кинулись бежать женщины, сталкивая с места оторопевших мужиков. Новый залп поторопил и их. Рассыпавшаяся колонна металась в узком пространстве улиц. Её догоняли новые и новые беспощадные залпы.
- Что же вы натворили? – прошептал оглянувшийся Гапон, медленно оседая на снег у кареты. Её дверца тот час отворилась, и появился полковник.
- Батюшка, а я за вами, - поморщился он. – Вам нельзя тут больше оставаться, садитесь скорей в карету.
- Всё погибло, всё погибло, - шептал поп побелевшими губами. Подскочившие солдаты буквально закинули его в карету, и та сорвалась с места.
- Вы разбудили вулкан, полковник, вы это понимаете? – глянул безумными глазами поп на полковника. – Вы пролили невинную кровь. Просто так народ это не оставит.
- На всё воля Божья, батюшка, - вздохнул тот, - на всё воля Божья. Значить и через это Россия должна пройти. Да мало мы крови пролили, что вы так переживаете?
- Это другая сударь кровь, совсем другая, - покачал поп головой. – И она ой как аукнется государю. Зря вы это сделали. Ой как зря.
- Будто у меня выбор был, - зло буркнул полковник и отвернулся к окну. – вы сами с министром говорили, послушал он вас? Вот тото же. А я всего лишь простой исполнитель. Мне что приказали, то я и делаю. Какой с меня спрос?
В разных концах города раздавались выстрелы. Над домами кружили всполошенные птицы. Торопливые прохожие стремились быстрей спрятаться в свои подъезды.