-Что ты вздыхаешь, как больная корова! Картошки лучше б нажарила,- брат недовольно взглянул на сестру и громыхая ведром вышел из кухни. Тоня лежала на старом диване, уткнувшись лицом в спинку. Пыльный плюш щекотал нос, но она сдерживалась, не чихала. Она теперь во всем старалась себя сдерживать.
Только вот со вздохами не получалась. От тяжких дум внутри скапливалось много воздуха и он почти со стоном вырывался наружу. Тоня болела любовью. Уже не первой, а пятой или шестой. Ведь она уже в девятом классе. А брат, хоть и старший, ничегошеньки в любви не понимает!
Вон Ирочка с соседней улицы сколько лет по нему сохнет! Красивая, ладная, одна дочка у родителей при полном достатке. Но Генка в ее сторону даже не смотрит. И на сестру ругается, чтоб записки у ней не брала. И сама, чтоб не ревела да не вздыхала. Еще и коровой обозвал. Обидно.
Корова у них действительно болела. Весь прошлый месяц маялись. Отелилась неудачно, едва раздоили. Слабый теленок не мог сам вымя сосать. Тоня с братом его из соски выпаивали.
Вспомнив о своем любимце, девочка улыбнулась. Надо проведать Гришаню. И картошки потом пожарить. Тут Генка прав. Любовь любовью, а кушать хочется всегда. А уж у нее, у Тони, с любой неприятности аппетит только разгорается.
Вот как влюбилась в молодого физрука Григория Алексеевича, так на три кило за осень поправилась. Тут из глаз Тони сами собой снова брызнули слезы. Ой, какого позора она вчера натерпелась! Ой, опозорилась как!
На физкультуру в лосинах пошла. Они, правда, маловаты стали, в обтяжку. Но очень красиво сидят, фигуру подчеркивают.
Сдавали зачет. Упражнение на перекладине, с кувырком. Тоня хорошо его делает, натренировалась. С тетей Шурой, уборщицей, договорилась. И после уроков занималась в спортзале.
А Григорий Алексеевич девочек всегда страхует в трудных упражнениях. Поддерживает, чтобы не упали ненароком. Тоне помощи не надо, но она специально заминку сделала. Прогнулась так на перекладине красиво, повисла на одной ноге. Григорий Алексеич рядом стоит. Вот-вот подхватит ее, ловко спрыгнувшую...
Тут-то лосины и лопнули! Образовав такую прореху, что все,- не только Григорий Алексеич,- весь класс увидел любимые Тонькины трусики с розовыми сердечками, с кружавчиками... Брат , кстати привез, он на флоте служил, в загранку ходил.
Пацаны , конечно, заржали. Девчонки, предательницы, тоже прыснули... А Тоня опрометью кинулась из спортзала. Но успела услышать, как Федька Козлов громко сказал, чтоб Григорий Алексеич услышал:
-Это она в физрука влюбилась! Вся в сердечках ходит, кисейная барышня!
На физику Тоня не пошла. Не было сил возвращаться в класс. Забилась в уголок школьной столовой. Заедала горе пирожками с капустой. Штук шесть съела и два киселя.
-Кисельная я , а не кисейная, -вздохнула она. Поблагодарила буфетчицу, накормившую ее в долг. Деньги-то в школьной сумке остались. А сумка — не в раздевалке, где Тоня сняла злополучные лосины, а в классе.
На последний урок все равно придется идти. Обещали контрольную.
Собрав все свое мужество, Тоня вернулась в класс. Решила вести себя как ни в чем не бывало. Федька хотел было отпустить очередную свою дурацкую шуточку, но Тоня резко оборвала его:
-Ты что, Козлов, трусов никогда не видел или сам не носишь?
-Таких, Присекина, и не видел и не ношу,- растягивая слова ответил Федька.- Ты что, Присекина, в эти, в куртизанки записалась, в кружевах ходишь? Может, у тебя еще и чулки черные есть, со стрелкой?
-Не со стрелкой, а со швом, олух!- поправила его Беликова. Ее в классе звали Надькой Модницей. Она покровительственно приобняла Тоню. Девочки отошли к окну и о чем-то стали шептаться.
-Тоньк, а правда твой брат рассказывал, - примирительным тоном продолжил задиристый Козлов,- что за границей праздник такой есть специальный. Ну для тех, кто втюрился. Чтобы, они, ну это, признавались друг дружке в стихах и мимозы дарили?
Продолжение следует